- Ты такая красивая. А моя прелесть досталась смерти. Даже не червям, отпеть было меня некому. Почему я умерла, а ты живешь? – глаза, полные слез, переливались янтарем, а ведь когда-то их цвет сравнился бы с бледной хигатской бирюзой. Но разве могла она тогда подумать, что приятный, обходительный сударь окажется ее палачом? Палачом–стукачом… Цицерон казался другим, не таким как прочие ее мужчины. Ни матросы, просоленные морем, крикливые и грубые, ни шахтеры, чья кожа пропитана каменной пылью не могли с ним сравниться. Сверкало золото, блистал кинжал, впиваясь в ее тело. Пальцы имперца внезапно разжались, он отступил назад, сдавленно всхлипнув. Деметра пораженно выдохнула, прижимая ладонь к шее, еще помнящей прикосновение этого сумасшедшего. Цицерон жадно хватал ртом воздух, из груди вырвался тонкий протяжный стон. Карие глаза едва не выкатились из орбит. Призрачные руки сжимали горло все сильнее, она билась в надежде вырваться. Пронзительный мужской смех бурным потоком обрушился на нее. Я маленьких котят люблю, крысиным ядом их кормлю. Убью и Дагни позову. Мы вместе шейки им свернем и кровью домик их зальем… бешено мотая головой, она пыталась глотнуть воздуха, густого будто смола, а голос все никак не утихал. Шут приплясывал на одной ноге, жонглируя чем-то окровавленным. Не сразу Дагни поняла, что в руках скомороха – человеческие сердца. Белое от пудры лицо исказила гримаса безумного веселья. Вместо румян на щеках алела кровь. Ее кровь.
- Шут очень любит плясать, веселиться, любит плясать, одну любит девицу. Глупая Дагни мертва уж давно, хилое тельце в пещере сгнило. Слышащую хочет мертвячка обидеть, хочет жить, но правды не видит. Только пусть тронет Деметру она – кишок ее черви нажрутся сполна!..
Веки теплых золотисто-карих глаз дрогнули и медленно поднялись, взгляд различил в мутной пелене личико склонившейся над ним Бабетты. Не-дитя шлепнула на лоб имперца смоченную в прохладной воде тряпицу.
- Как хорошо, что ты, наконец, пришел в себя, - прощебетала вампирша, - мы все так испугались! Не скажу, что за тебя, скорее, за Слышащую, но все равно, жутко волновались! Как ты себя чувствуешь?
- Голова болит, - пожаловался Цицерон, капризно скривив губы. Он медленно сел на постели, спутанные волосы упали ему на лицо. - Я спал? Как долго я спал? Почему Цицерона не разбудили? А кто же ухаживал за Матушкой?! Милая, милая Мать Ночи была совсем одна! – мужчина пытался было вскочить на ноги, но Бабетта силой усадила его на место. Хранитель слабо оттолкнул девочку. - Слышащая… ты сказала Слышащая?! Она уже вернулась? Ура, ура! – шут, хихикая, захлопал в ладоши. - Бедный Цицерон, одинокий Цицерон, несчастный Цицерон так скучал по ней!
- Мда… боюсь, что Слышащая будет далеко не так рада твоему возвращению, - пробубнила девочка себе под нос, но скоморох ее не слушал. Он задыхался от восторга и не мог помнить, как Слышащая кричала на все убежище, что желает нового Хранителя для мощей Матери Ночи. Того, кто не будет менять личности трижды меньше, чем за час.
***
Камо’ри похитил племянника. Не надолго, всего на пару часов прогулки по Рифтену. Парнишка слишком много времени проводит со своими сестричками, нужно ему и в настоящей мужской компании бывать. Пока воришка–норд хворает, а Ларасс увязла в делах гильдии, малютками занимаются Тонилла и Бахати, хотя, видит Хернати, детишкам нужно больше внимания. Дро’Оан заерзал на руках дяди, вытянул шейку, принюхиваясь и восторженно сверкая глазками. Девчушки у сестры тоже миленькие, но мальчонку пират любил больше всех. Ему бы такого сынишку. Только какая девка согласится ждать его из плаваний? Каджитки, конечно, горячие, рисковые, но даже им не нужен муж, который свой корабль предпочтет ложу супружескому. Эх, не была б баба на борту к беде, Камо’ри устроил бы целый гарем у себя в каюте. По девчонке с каждой провинции! Пират хохотнул себе под нос и почесал племянника за ухом. Котенок даже не заметил ласки. Слишком сильно увлекли его виды и запахи Рифтена.