Огонь и ветер

Я всхлипнул и закусил губу, чтобы не разреветься. Стыдно плакать, когда тебе почти десять.

Но наш мир рушился. Все, что я знал, уже было почти уничтожено. И брат мой тоже стоял на краю обрыва.

Эта война началась тихо и незаметно, она подкралась, как крадется чума и пожрала всех, кто был дорог. Одних забрала смерть, других – безумие, охватившее братьев нашего ордена. Вчерашние друзья обернулись врагами, правда стала кривдой, а все, во что мы верили – прахом.

«Я не уйду без тебя!!!»

«Уйдешь, – он крепко взял меня за шиворот и из последних сил отдернул от себя. – Кто-то же должен выжить, Эли. Кто-то должен сберечь наш огонь, нашу Силу, нашу веру. Ты уйдешь прямо сейчас, пока еще не поздно. Ты уйдешь... А если они поймают тебя, скажешь им, что принял новые правила. Ты станешь одним из них, понял? Понял?! – брат тряхнул меня так, что потемнело в глазах. – Ты будешь лгать им столько, сколько понадобится! Пока не сумеешь сбежать...»

«Тогда и ты солги! Уйдем вместе!»

Он рассмеялся – глухо и горестно.

«Мне уже никто не поверит, Эли. Я убил слишком многих... Они прикончат меня, едва только доберутся»

В глазах его отразилось закатное небо. Здесь, на вершине Башни Памяти мы ясно могли видеть, как солнце падало за горы. Ветер рвал наши волосы и плащи, высекал слезы из глаз.

Я все же расплакался. Это было уже неважно.

Где-то внизу, на лестнице зазвучали разъяренные голоса.

Они шли за нами.

За моим братом, который даже раненным оставался сильнее многих.

За Ференом, который одним взмахом ладони мог разрушить половину стен этой крепости.

– Уходи, Эли. Я постараюсь задержать их. Уходи, малыш... Прошу тебя! Ради всех святых! Уходи!!!

Но он не успел.

Не успел ничего, кроме одного – накрыть меня своим сияющим щитом. Щитом, на который ушли его последние силы.

Волна горячего воздуха отбросила меня прочь, когда черный огненный шар врезался в грудь Ферена. В застывшем навеки времени я видел, как широко распахнулись его глаза, как взметнулись крыльями отвороты плаща, вспыхнули волосы... и как в свете черного огня угас тот свет, что был душой моего брата.

«Нет!» – хотел закричать я, но удар о скалу вышиб мое сознание прочь.

В груди было жарко. Так жарко, словно это меня опалил черный огонь.

Я со стоном поднял голову и увидел, что руки мои все еще закрывают сердце брата.

Медленно, как во сне я отнял их прочь, разрывая ту связь, что выворачивала разум наизнанку.

Фарр тихо застонал и открыл глаза.

На второй день нашего пути в воздухе отчетливо запахло дымом.

– Там за холмом кто-то есть, – сказал я. – Кажется, большое становище.

– Ага, – кивнула Шуна. – Как я и обещала.

Она сидела верхом на жеребце Высочества, в надежном кольце его рук – как королева на троне. Впрочем, едва заслышав про людей и поселение, маленькая воровка сразу же утратила довольное выражение лица.

– Вы езжайте, – хмуро сказала она. – А я вас здесь подожду. Тихонечко... Только не бросайте меня тут одну, ладно? Не бросите ведь?

Она повернулась к Фарру и посмотрела на него с какой-то совершенно незнакомой мне упрямой мольбой во взгляде.

Фарр вздохнул и, остановив коня, спрыгнул наземь. Лицо его было серьезным и решительным.

– Я поеду один, – он протянул руки и, легко подхватив Шуну, поставил ее рядом с собой. – Лиан останется с тобой. Он все равно не знает степного языка, и толку от него там не будет.

Вообще-то я не выношу, когда кто-то пытается что-то решить за меня, но на сей раз промолчал. Это и в самом деле было разумно. Незачем тащиться в становище вдвоем – Высочество и сам справится, небось, большой уже мальчик.

Шуна кивнула.

– Ладно. С твоим братцем мне всяко будет веселей. Да и его ты уж точно не бросишь.

– Я и тебя не бросил бы, – мрачно ответил Фарр, залезая обратно в седло. – Не надо делать из меня демона.

– Кто ж тебя знает, белогривый. Говорят, полукровки славятся непостоянством...

– А ты поменьше слушай брехню всякую, – он даже не взглянул на нее больше, перевел взгляд на меня. – Не разжигайте костер, Ли. Я постараюсь обернуться быстро. Лучше не рисковать в это время.

– Без тебя разберемся, умник, – я смотрел на него с усмешкой, но глубоко в сердце неровно билась тревога. – Сам будь осторожен. Мне все еще не хочется рассказывать твоему папаше о храброй кончине его слишком смелого сынка.

Фарр усмехнулся.

На самом деле нам не нужны были слова, чтобы сказать друг другу об этой тревоге.

И о страхе увидеть друг друга мертвыми.

Мы оба слишком хорошо помнили, как это уже бывало прежде. Бывало слишком много раз.

«Береги себя, Высочество»

«И ты, Заноза»

Он круто развернул коня, пришпорил его и спустя мгновение уже был далеко.

Свою кобылу я быстро расседлал и отпустил попастись. Эта скотина была крепкой и выносливой, но я не упускал возможности дать ей отдохнуть. И она отвечала мне взаимной заботой – никогда не выдавала таких глупостей, от которых у седока случаются неприятности. Ну, разве что могла случайно оступиться на ходу, но кто из нас этого не делает?

– Есть хочется... – задумчиво обронила Шуна. – У тебя, синеглазый, случайно не завалялось немного сушеного мяса в котомке?