– Теперь убери боль.
На висках у него выступили капли пота. Да, я видел, что для моего наатха эта задача – почти непосильна... и мне нужно было понять, почему. Я закрыл глаза следом за ним и позволил себе смотреть иначе.
Я видел себя и видел его.
Я видел поток Силы, струившийся из его рук, но не находящий выхода.
И видел тонкие нити, что удерживали изнутри незримую дверь, затыкавшую этот выход.
Я мог оборвать их одним усилием...
Но тогда эти нити, идущие куда-то вглубь, остались бы разодранными в клочья, разрушая что-то важное.
Зато ничто не мешало мне растянуть их, ослабить, позволяя «двери» приоткрыться...
Боль стала меньше.
– Ли... Что ты сделал?
– Я? Ничего. Это ведь ты пытаешься меня подлечить.
Открыв глаза, я увидел его удивленное лицо.
Ну надо же... У меня получилось.
– Что-то изменилось, – тихо сказал Фарр, убирая руки с моего плеча. – Что, Лиан?
– Просто ты почувствовал, как это надо делать. Вот и все.
– Лгун.
Он медленно поднялся и осмотрел сначала себя, а потом меня.
– Нам надо переодеться.
– Это точно... – я тоже встал. – Давай уберу синяк.
– Незачем. Сам пройдет.
– Ну... как хочешь. Дядя Пат тебя за это не похвалит.
– Плевать.
– Фарр... – я набрал побольше воздуха в грудь. Выдохнул. И сказал то, что должен был с самого начала этого вечера: – Она не подойдет к тебе сама. Ты ведь знаешь.
В комнате с видом на потухший закат повисла тишина.
– Я не нужен ей. Вот что я знаю. И ты знаешь тоже. Она сделала свой выбор.
Тонкий лед. Шаг – и все кончено.
– А ты, Дархи? Что ты выбрал? Спиться и сдаться?
К себе в комнату я вернулся разбитым и опустошенным.
Честно говоря, больше всего мне хотелось сдохнуть.
Увы, я не мог себе этого позволить.
Вместо того чтобы достать из плетеного короба в сундуке самые ядовитые травы, я подбросил поленьев в камин и растянулся прямо на полу возле очага. Прекрасный живительный огонь... он всегда наполнял меня силой. Помог и в этот раз: я сам не заметил, как задремал, согретый его теплом... а проснулся уже темной ночью – от того, что маленькие прохладные руки скользнули мне под рубашку и крепко обняли.
Я улыбнулся, не открывая глаз.
Шуна...
Отважная похитительница лошадей и спокойствия.
Я был рад ее объятиям. Очень рад.
Теперь уже сложно сказать, что именно произошло в тот день, когда мы вернулись в Янтарный Утес... Что послужило причиной моего видЕния, впервые случившегося не во сне, а наяву. Быть может, причиной тому была Шуна, которая вдруг ухватилась за мою ладонь, как за единственную надежную опору. Или то, что я увидел невыносимую, ослепительную боль Фарра, и меня вывернуло от нее наизнанку?
Не знаю.
В тот миг будто кто-то ударил меня по голове... гораздо сильней, чем кулак Высочества. От того удара я забыл, как надо дышать. Забыл себя и свое имя... только видел перед глазами бесконечно ветвящееся золотое древо будущего, где варианты сплетения наших судеб множились бесконечно. И в самом начале были только два пути...Тот, где я забирал свою руку из ладоней степной девочки, возвращаясь к единственной, о ком мечтал всю жизнь... и второй, который я выбрал.
Едва только дыхание и обычное зрение вернулись ко мне, я вновь осознал себя стоящим во дворе замка. Вокруг звенели голоса и множество других звуков, свежий зимний ветер трепал волосы и холодил лицо, ладонь Шуны все еще сжимала мою собственную... А я смотрел в другую сторону. На Айну. Не видел ничего и никого, кроме нее. И сумрака в глубине ее глаз.
Теперь я знал, каким был ее выбор. Знал, какой дар судьбы ждал меня в Янтарном Утесе.
И осознание этого было невыносимо.
Я плохо запомнил все, что было после... В голове остались только какие-то обрывки того, что происходило вокруг. Слова Элеи про отдельные покои для новой гостьи, удивление на лице Шуны, океан холода и льда, в котором застыл Фарр, крики чаек где-то высоко в небе... путь к купальне, где мы с принцем, не сговариваясь, предпочли отмываться молча... и огонь в камине, когда я наконец оказался один в своей комнате. Тогда я тоже повалился на ковер у очага и долго лежал, глядя в лепестки пламени. Очень долго. В том огне сгорало все, что могло бы быть... все, от чего я отказался, оставшись стоять возле Шуны.
Мне бы хотелось поступить иначе.
Но я не смог.
Иногда быть магом – слишком трудно. Видеть больше, чем дано другим – слишком больно.
В те минуты я жалел, что не остался слепым. Хотя не факт, что это меня спасло бы от образов золотого древа... Я видел в тех образах всех нас – себя, Айну, Фарра и Шуну. Видел наших будущих детей и наши жизненные пути. Слишком много, слишком ярко.
К тому моменту, когда мне удалось забраться в горячую воду купальни, почти все эти образы уже потухли в моем сознании и я был благодарен им за это. Есть вещи, которые лучше стереть из памяти. Например, нашего с Айной первенца. И его случайную трагическую смерть на пороге двухлетия.
Увы, именно это я не забыл.
Как не забыл и глаза Фарра, которому предстояло прожить долгую жизнь. Очень долгую. И начисто лишенную радости, потому что в этой жизни рядом с ним оказалась женщина, которая не чувствовала к нему ничего. Равно, как и он к ней.