Огонь и Ветер (СИ)

— Смерть может прилететь в любой момент и к кому угодно… — прошептал Хоаран за секунду до того, как вновь заставил Джина умолкнуть с помощью поцелуя. В принципе, он не солгал — именно это и означала крылатая гильза.

— Эндзэру *…

Услышав это, он застыл. Не было печали… Интересно, Джин хоть иногда соображал, о чём говорил? Или же просто нёс ту чушь, что приходила в голову первой? Каким это местом Хоаран походил на ангела?

Додумать не получилось, потому что Джин требовал внимания к своей персоне. Тоже странно, Джину требовалось внимание — и чем больше, тем лучше. А ему самому… Нет, ему внимание не требовалось вовсе, для него внимание, скорее, было нежелательным, как для того пса на улице: прошли мимо и не зацепили — великолепно же, чёрт возьми! И да, поэтому он предпочёл бы, чтобы все вокруг оставили его в покое, поэтому и жажда внимания у Джина казалась ему странной и непривычный, непонятной и нелогичной.

Но, наверное, именно уверенность во взгляде Джина оказывала самое сильное влияние на Хоарана. Собственно, только из-за этой уверенности он до сих пор не послал Джина ко всем чертям.

Уверенность в том, что он может исчезнуть в любой момент, уйти и уже не вернуться, — Джин почему-то не протестовал, не пытался это изменить, просто знал и принимал. Вероятно, это и держало его крепче любых цепей. Знать, что ты волен уйти, уйти навсегда, а потом вернуться в любой момент — и тебя примут обратно…

Что-то в этом есть, что-то пленяющее.

Хоарану некуда было возвращаться прежде, и теперь, мягко говоря, его несколько ошеломляло наличие человека, который собирался его ждать.

3. Ай учи *

Куда ты идёшь столько лет?

На семь бед — один лишь ответ,

А истины нет и лишь вольному — воля. *

Пальцы Джина медленно перебирали влажные рыжие пряди, и Хоаран довольно улыбался — в мыслях, разумеется. Пожалуй, это одна из немногих вещей, приходившихся ему по вкусу, — по крайней мере, у него не возникало желания пресечь всё немедленно, не сходя с места, или убраться к дьяволу вот прямо сейчас, обрычав всех, кто на пути попался бы.

И пока Джин с воодушевлением копался в его волосах, он старательно изображал крепкий сон, а сам тем временем пытался вспомнить, где оставил свою одежду. Сегодня надо уйти пораньше, всё-таки завтра предстоял последний заезд, а он чувствовал себя так, словно месяц не спал нормально. Не лучший расклад для последнего заезда, а он ещё и победить собрался.

И ему даже в голову не пришло обвинить в чём-либо Джина. Виноватым он счёл себя самого, ведь это он решил, где будет спать, когда и с кем, а не Джин.

Джин слегка отстранился, и ему тут же захотелось вернуть Джина обратно. Чёрт… На самом деле ему всегда чего-то не хватало, словно жил впроголодь — мало, недостаточно: обманчивая сытость, из-под которой в самый неподходящий момент вновь вылезала жажда. И ему не хотелось, чтобы Джин это понял, лучше бы и вовсе не заметил никогда, потому что это могло напугать. В конце концов, это всегда всех пугало, поначалу — даже его самого.

Не зря наставник говорил, что Хоаран всегда хотел слишком многого, а объять весь мир никому не под силу. Вроде как. Просто он в этом сомневался, пусть и верил мастеру. Он считал, что возможно всё, нужно лишь сильно, очень сильно захотеть…

Сейчас он хотел, очень сильно хотел, только желание его было несвоевременным, а объект этого желания, сам того не понимая, ухудшал собственное положение. Джин решил, что он всё-таки уснул, и принялся кончиками пальцев рисовать узоры на его груди, легонько обводя шрамы.

Постепенно глухое раздражение усиливалось: Хоаран никогда не любил проявлений нежности по отношению к себе, разве что совсем чуть-чуть, вскользь, чтобы он не успел понять даже, что произошло. А вот прямо сейчас — явно перебор, ещё немного и…

— Отстань! — рыкнул он всё-таки.

Джин вытянулся на боку и подпёр голову рукой — так и застыл, не сводя взор с Хоарана.

Он беззвучно выругался и повернулся спиной, но даже затылком продолжал чувствовать внимательный взгляд. Досчитать смог до восьми, только голод это не ослабило совсем, поэтому на “девять” он стремительно развернулся и дёрнул Джина за руку, заставив упасть на него, притянул ближе, стиснув в крепких объятиях.

И этот придурок даже не сопротивлялся, наоборот…

Мало того, что он уже не мог сдерживаться, так и сам Джин подливал масла в огонь. Иногда безграничная доверчивость Джина его убивала, вот как сейчас. Как Джин вообще дожил до этого дня? В такие моменты за него становилось попросту страшно.

Припечатав Джина к простыням и вжав в мягкую кровать собственным телом, он, кажется, выдохнул имя…

Руки с силой сжали его плечи, а в тёмных глазах он различил отражение собственного лица. Вот уж точно адский ангел…

— Ещё раз…

Кажется, он моргнул, потому что не понял.

— Назови ещё раз.