Дошло. Но не похоже, чтобы Джин издевался. Вообще-то, вместо японского “Дзин” у Хоарана получалось вполне себе корейское “Чжин”, слегка смахивавшее на английское произношение имени Казамы. И ему даже в голову не приходило, что такая мелочь могла нечто означать: сам-то он собственное имя в устах Джина даже опознать не мог, так что привык уже к “Хоа”, хотя сначала едва не прибил к чёрту за “Хана” *.
Наверное, он повторил-таки имя, быть может, не один даже раз, пока ладони Джина скользили по его спине и плечам: то легко и мягко, то впиваясь ногтями до боли. Сам он машинально проводил кончиками пальцев по внутренней поверхности бедра Джина, тревожа и волнуя, накаляя без того пылающие тела, превращая всё вокруг в поглощающий и безжалостный зной, после которого даже пеплу не суждено остаться.
В Джине вообще всегда было что-то странное и опасное, и выражение “играть с огнём” подходило для описания их отношений как нельзя лучше, не считая того обстоятельства, что Хоаран мог жить только так — играя с огнём.
Пальцы прочертили линию по коже, ладонь подхватила ногу почти у самого колена, впившись слегка в мышцы ногтями. Это он умел — одним прикосновением показать человеку рай. Вот и сейчас, поглощённый приближающимся восторгом, он позволил Джину увидеть рай, сорвал с его губ стоны и мольбы, превратил желание в одержимость, чтобы Джин смог выдержать то пламя, которое бушевало в его крови.
Похоже, Джин прав — он слишком осторожен с ним, но иначе у него не получалось. Его пугала перспектива “сломать” однажды этого человека. И не потому, что Джин был хрупким, вовсе нет, но Хоаран отчётливо видел его уязвимость, все слабые стороны — и теперь видел их даже отчётливее, чем когда-либо ещё. Это не значило, что отныне его отношение к Джину смягчилось бы — ещё чего! Всё осталось бы по-прежнему, вот только играть на слабостях Джина он не стал бы ни за что. Глупо, наверное, но его представления о честной игре всегда сильно отличались от общепринятых.
Выплеснув огонь и восстановив худо-бедно дыхание, он опять оставил яркий отпечаток на шее Джина, но ему нравилось видеть его там. Всё-таки Хоаран не лгал — он действительно не намеревался делиться. Ему мало оставить следы внутри тела Джина, ещё и снаружи надо — и чем больше, тем лучше. Конечно, Джин не его собственность, и никто из них даже понятия не имел, как долго продлилась бы эта связь, но пока они окончательно не поставили жирную точку, Хоаран не собирался делиться ни с кем.
То, что Джин не желал видеть рядом с собой кого-то иного — только одного его, рыжего упрямца, Хоарану просто в голову не приходило. Он не привык быть нужным кому-то — он привык быть сам по себе.
— Уже уходишь? — приподнявшись на локтях, спросил всё ещё задыхающийся немного Джин.
Он промолчал, лишь провёл губами по твёрдой скуле, виску и тут же слетел с кровати, чтобы запереться в ванной и не передумать.
Он не знал, что взбрело в голову Джину, и почему тот продолжал эту непонятную игру. Это, в общем-то, даже не его дело, но раз уж выпала возможность сыграть, то почему бы и нет?
Ему самому ничего не требовалось, он прекрасно обходился всю жизнь один и умел ценить то, что имел на данный момент.
А вот мог ли этим же похвастать Джин?
4. Эндзэру
Не узнаешь — не спасёшь,
Не полюбишь — не вернёшь
Своих надежд, развеянных по снам. *
Он растянулся на жёсткой кровати за час до рассвета. Спать хотелось зверски, хотя он почему-то совершенно не ощущал усталости, однако должен бы… И зря он ушёл вот так вот, при бодрствующем Джине. Чёрт, вышло как-то…
Хоаран вздохнул, отыскал большим пальцем левой руки центр правой ладони, слегка нажал и сначала медленно, а затем всё увереннее принялся массировать нужную точку. Времени на отдых всё равно оставалось ужасающе мало, но он не привык сдаваться так легко, обладая к тому же ещё и припрятанными в рукаве козырями.
Будильник взревел через полтора часа, а чувство такое, словно минуту назад закрыл глаза… И всё-таки он опоздал. К счастью, ещё шла полным ходом проверка гоночных лёгких байков и разогрев, а эти процедуры могли провести и без Хоарана.
Сначала наблюдал за работами, лениво потягивая сок и иногда поглядывая на небо. Мало того, что утро выдалось хмурым, так ещё и дождь собирался. Хотя он не возражал: эти дождливые недели, проведённые в Японии, отличались от всех прочих. И даже хорошо, что погода тоже не такая, как раньше. И, кроме того, дождь подходил целиком и полностью — вполне в духе Джина.
Прозвучал сигнал сбора на треке, и одновременно с этим сигналом с неба полились потоки воды. Он невольно улыбнулся и тут же попытался убрать улыбку, вылезшую не к месту.
Вместо защитных очков пришлось надеть шлем, ну да ничего. Проверил неизменные боевые перчатки, бросил ладони на руль и устремил взгляд на серую влажную полосу, на гладкой поверхности которой танцевали капли дождя, разбиваясь вновь и вновь — бесчисленное количество раз.
“Ну что? Ещё разок — и прямо в небо?”