Учитель заглянул в подсобку, прихватил всё необходимое и двинулся прямиком к воспитаннику.
— Достаточно. Твой противник не выжил.
Кулак с глухим тяжёлым звуком врезался в дерево, добавив манекену красок. Помедлив, Хоаран бросил короткий взгляд на наставника поверх плеча.
— Я не закончил.
— Закончил, — отрезал Бэк, бесцеремонно ухватился за запястье упрямого мальчишки и полюбовался на кисть руки, усыпанную ранками. Лопнувшая кожа, глубокие ссадины и мелкие царапины — полный набор энтузиаста. Заставив ученика сесть на циновку, Бэк взялся за его конечности всерьёз: обработал мазью и аккуратно забинтовал.
— Винишь себя в чём-то?
Золотистые глаза равнодушно скользнули по его лицу.
— Нет.
— Уверен?
Хоаран на минуту задумался, потом резко наклонил голову.
— Уверен. Я не чувствую вины.
— Тогда для чего? Ради боли?
Хоаран отнял руку и принялся разглядывать повязку. Он казался спокойным и сосредоточенным. Вряд ли зол или расстроен, но… обеспокоен? Или чего-то не понимает?
Бэк вздохнул и провёл ладонью по рыжим прядям. Тёмная бровь удивлённо поехала вверх.
— Ну и как? Прочувствовал на своей шкуре?
— Наставник… — Хоаран умолк и отвернулся, потом, правда, всё же пробормотал: — Это не то, чего я хотел.
— Тогда чего же ты хотел добиться столь оригинальным подходом? — Дусан постучал пальцем по повязке на разбитом кулаке. Впрочем, тут не только руки… Наставник смазал длинную рану на лбу, затем поймал ступню непутёвого ученика, хмыкнул, оценив ущерб, и потянулся за мазью опять. Хоаран, разумеется, решил вернуть себе конечность, но Бэк строгим взглядом велел ему не рыпаться. — Такое впечатление, что все знания выветрились из твоей головы… Что учи тебя, что не учи… Не дёргайся! Ведёшь себя по-детски…
— Что? — тут же возмутился Хоаран. — И вовсе…
— Уймись. Как там ферма?
— Нормально.
— Угу… — Бэк теперь бинтовал вторую ступню ученика и с интересом косился на повязку, перетягивавшую левое плечо. — Тебе ещё не надоело?
— Что надоело?
— Работать на Эрика.
— Нет.
Хоаран взвился, когда мастер ухватил его в который раз за запястье и полез под повязку на плече. Не помогло. Бэк полюбовался на рану, покачал головой и нанёс сверху густой слой мази.
— Странно, что ты ещё здесь. Думал, ещё в прошлом месяце сорвёшься за солнцем.
Ученик промолчал, только скосил глаза на плечо, которое перевязывал наставник. Ну вот, теперь он щеголял белыми повязками почти как в прежние времена, когда ни один день на улице не обходился без боёв.
Бэк неторопливо сложил в коробку бинты и мазь.
— Так чего ты хотел добиться? Просто решил поносить бинты или всё же думал об ином?
— Наставник… Как вы узнаёте, о чём думают другие люди? Нет, не то… Как вы узнаёте, что чувствуют другие люди? И как вы понимаете, что именно они чувствуют и почему? Ну… Вы же не убивали меня за некоторые выходки. Почему?
— Да уж… — протянул изрядно озадаченный мастер. — Зачем тебя убивать за шалости? Никто же не виноват, что у тебя дури в голове полно.
— Откуда вам знать, чего полно в моей голове? — огрызнулся Хоаран.
— Молодой, умный, но глупый, самонадеянный и слишком смелый… Что ж ещё в твоей голове может быть? Только дурь.
— С возрастом пройдёт.
— На твоём месте я не был бы так в этом уверен, — пробормотал учитель.
— Я создаю вам проблемы?
— Что?
— Ну… — Хоаран почесал затылок и вздохнул. — Я хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Просто вы вечно вопите, если я…
Подзатыльник ждать себя не заставил.
— Когда это я вопил?
— Ну вот сейчас, например, — со смешком заметил Хоаран. — И вот, вы вопите, как будто я имею прямое отношение к вашему благополучию и…
Второй подзатыльник тоже угодил в цель.
— Наверное, мне следует гордиться тем, что в некоторых вопросах ты — самый настоящий болван, — между делом отметил Бэк. — Ты — мой ученик, глупый мальчишка. И ты мне не чужой.
— Ну и что?
Наставник покачал головой и, прихватив коробку, ушёл в подсобное помещение, затем и из зала ушёл, оставив ученика с самим собой наедине. Бесполезно что-то ему объяснять — он не поймёт всё равно. Со временем научится, быть может. Если захочет научиться. И если кто-то возьмётся научить. Сам Бэк для этого не годился: научить мог лишь человек, осознающий полностью свои эмоции и готовый всегда их выразить во всей полноте.
Хоаран поднялся с циновки и потянулся, потом шагнул к столбу и впечатал в него кулак. Рука отозвалась глухой болью. Он прислонился к столбу лбом и прикрыл глаза.
Когда-то у него была глиняная чашка. Обычная чашка из глины, коричневая. Он бы не назвал её любимой или особенной, но держать её в руках было приятно. И вот, как-то на боку этой чашки появилась тоненькая трещина. Чашка служила по-прежнему, оставалась всё такой же крепкой, и казалось, что эта трещина — узор на поверхности, что она — ненастоящая. Но потом, спустя год, чашка раскололась именно по этой трещине — развалилась на две части.
Сейчас Хоаран сам себе напоминал эту чашку с такой же тонкой трещиной. Вроде бы всё в порядке, но трещина есть. И лишь вопрос времени, когда же именно всё расколется на части.
— К чёрту! — Он впечатал в столб другой кулак, добавил ногой.