Огонь. Ясность. Правдивые повести

Но вот на дороге, ведущей из Сан-Себастиано, показалась женщина. Она шла, радостно и доверчиво улыбаясь. Увидя толпу, она вся так и просияла и шепнула про себя: «Это он!» Но когда она увидала жалкого орущего человека, который судорожно отбивался от друзей, еле удерживаясь на ослабевших ногах, закатывая пьяные глаза, — она пронзительно закричала.

Каким-то чудом звук ее голоса проник в сердце Хозе Реаля. Говорят, что существует голос крови, должно быть, это так, ибо Хозе сразу успокоился и повернулся в ее сторону.

Но молодая женщина, рыдая, закрылась обеими руками, и отец не мог обнаружить в ее лице черты маленькой дочки, своей Саравии, и отвел от нее взор. И он не увидел также маленького мальчика, который испуганно цеплялся за синюю юбку матери, стараясь спрятаться за ее спиной.

Хозе овладела жуткая галлюцинация. Ему вдруг представилось, что он стоит перед дверью и никто ему не отпирает, и он закричал, умоляюще складывая руки:

— Открой, голубка моя, открой скорей, ведь это я, Хозе!

Потом он опустился на тумбу. Приятели толпились вокруг него и буквально не знали, что делать; они поддерживали его, чтобы он не упал на землю и не расшибся. Часть друзей разошлась на работу, а те, что остались при Хозе, не могли привести его в сознание.

Наконец полицейский инспектор, который сопровождал узника и все время скромно держался в стороне, объявил, что настало время трогаться в обратный путь. Пришлось доставить его до вокзала на лошади, и поезд повез его к тюрьме, откуда он мог теперь выйти только «ногами вперед», как говорится в народе.

В вагоне он бессильно привалился к спинке скамьи и тут же уснул. И с каждой минутой этого недолгого сна лицо его расцветало несказанной радостью. И то, что он не успел сделать в течение дня, свершилось теперь в счастливом полусне, и отныне только в блаженных снах мог быть счастлив Хозе Реаль, бедный Хозе Реаль — жертва слишком простодушной дружбы своих собратьев, таких же несчастных, как и он сам.

Кровавая нефть Перевод Н. Немчиновой

Билль Пью — мерзавец. У меня к нему чувство глубокого отвращения, во-первых, за эту самую его сущность, а во-вторых, за то, что он типический образчик расплодившейся породы гнуснейших гадов, которые оскверняют собой и литературу и жизнь.

Племя ему подобных кишит в обоих полушариях, распространяясь, как эпидемические заболевания, которые в наши дни охватывают все страны мира, но оно особенно размножилось в Соединенных Штатах Америки, куда таких негодяев влекут обильные лакомые приманки. Билль Пью — угодливый холоп богачей (нынче он и сам стал миллионером), субъект, способный на любую мерзость и творивший всяческие мерзости; этого шпиона, палача, наемного убийцу, состоявшего в услужении у крупных дельцов, их посредника, приспешника и сообщника всегда приводит в движение тугая, неослабевающая пружина — лютая страсть к наживе. И уж тут его изобретательность удачно сочетается с полнейшим отсутствием совести.

Кем он только не был: грумом, ковбоем, бродягой, кабатчиком, арестантом, бизнесменом. Столько pas он богател, разорялся и снова богател, что стал настоящим оборотнем: встретившись с ним, никогда не знаешь, в каком он сейчас обличье и кто он — богач или нищий.

Я частенько вижу его в таверне, размалеванной ядовито-зеленой краской и устроившей засаду на углу двух портовых улиц. В этом живописном уголке Старой Англии мистер Билль сидит часами, так как, в довершение всех его качеств, он еще и матерый пьяница. «Зачем же вам-то ходить в эту таверну и водить компанию с таким субъектом?» — спросите вы. Конечно, не ради выпивки или лицезрения моего знакомца. Образина у него ужасная, а спиртного я не переношу. Все дело в том, что хмель развязывает язык обычно молчаливому Биллю Пью, и от таких вот людей узнаешь некоторые факты нашей чудовищной современной действительности, замкнутой для непосвященных, как старательно запертый несгораемый шкаф. А я собираю документацию такого рода.

И вот однажды Билль Пью проглотил множество коктейлей самых разнообразных цветов — целую радугу, искрившуюся в бокалах. Он восседал лицом к двери на высоком табурете, навалившись локтями на стойку. Его пирамидальная морда подернулась сизо-багровыми тонами, опухшие пьяные глазки слезились, толстая шея цвета сырой говядины была куда шире лба, на макушке головы сиротливо ютилась плоская кепочка. Огромными боксерскими кулачищами (когда-то Билль выступал на ринге) он подпирал щеки; скулы и челюсти его выделялись резкими углами, как это изображают на своих полотнах художники-кубисты.

У меня была с собой газета, и я показал ему телеграфное сообщение из Америки, где говорилось о предстоящем судебном разбирательстве в городе Талса штата Оклахома громкого дела об убийстве индейцев. Я имел основания думать, что мистер Пью в какой-то мере причастен к этому делу.

И что ж, магическая сила алкоголя привела моего собеседника на путь душевных излияний, которые у подобных господ сводятся к жутким признаниям.