В такие моменты он погружался в странную полудрему, когда реальность позволяет взлететь, не выпуская из своих рук. Перед внутренним взором то и дело мелькали разноцветные огни, так манившие одинокого путника, обещая спасение. Или забвение? Человек не знал. Он лишь продолжал молиться, не поддаваясь на зов огней, и смиренно ждал, когда свыше дозволят продолжить поиск, такой важный поиск. Время исчезало, но взор прояснялся. Медленно бродяга вставал, неизменно опираясь на свою потемневшую палку, и шел туда, куда звала его душа. Шаг, еще шаг — и он все яснее видит, куда ему теперь идти, где найти то, что найти невозможно.
И снова серая равнина, ни одной живой души, но путник не замечает этого. Он уже почувствовал, куда надо направляться. Порой он останавливается и закрывает глаза, чтобы яснее увидеть эту призрачную нить, которая была его наградой, его спасением. Он уже не мыслит себя без этой нити.
Сколько он уже так бродит, ему неведомо. В редкие минуты покоя, когда нить позволяет ему отдохнуть, его разум погружается в сон, и ему снятся сны. Он никогда не помнит их, просыпаясь, но те чувства ему не забыть. Там были сцены сражений, рождения миров и неясные отголоски, казалось, прошлой жизни. Вспышка — и он восседает на троне, окруженный подданными, а простые люди преподносят ему дары; вспышка — он на прекрасной гнедой лошади мчится, будто по воздуху, а звезды расступаются перед ним, устилая дорогу. Ему кажется, что ничего нет лучше свободы, и он отдал бы все, что у него есть, чтобы продлить это невыразимо прекрасное чувство. Ночь, тишина и свобода.
Еще одна вспышка — и он стоит на поле битвы по колено в крови. В одной руке — меч из странной темной стали, в другой — обрывки полотнища, которое когда-то было белым. Сейчас грязь, копоть и кровь отпечатались на нем. Вдалеке горят погребальные костры, ибо сегодня много полегло здесь славных воинов, которые дрались ни на жизнь, а на смерть. Давящую тишину, воцарившуюся здесь, никто не смеет нарушать. Да и некому, ибо он остался один. Слабый порыв ветра пошатнул его, и человек едва не упал, но вовремя оперся на меч. Он был с ним всегда, ни разу не подводил. Сталь была его продолжением.
С трудом подняв голову, он осмотрелся: нет, все же он действительно остался один. Ни единого звука, ни единого движения. Лишь ветер колышет слегка обрывки стяга на его руке, поднимает пепел с колен. Костры еще не погасли. Кто зажег их? У воина не было ответов. Он чувствовал, что не оказался там только потому, что богам было это угодно. Его выбрали они; не его искусство боя спасло его, а их воля. Чем он лучше других? Почему ему даровали жизнь, а тех, с кем он стоял рука об руку, забрали туда, откуда не возвращаются?
А было ли это даром? Жить, зная, что другие ушли, идти, осознавая, что на твоем месте мог быть кто-то другой, дышать и не чувствовать свободы. Он еще крепче сжал рукоять меча и хотел сделать шаг, но силы покинули его, и воин рухнул на землю. Она была такой холодной, обещающей спокойствие… Резкая боль подбросила вверх, не давая уснуть вечным сном. Просто не будет; и судьбу его не скоро вернут назад. Да и вернут ли? Его еще не хотят отпускать. Не все сделано, не все закончено.
А было ли это даром? Жить одиночеством, ничего не чувствуя…
Нет, это было проклятием.
Глава 6.
Черный БМВ лихо несся по дороге, стремясь как можно быстрее покинуть пределы Ярославля. Эти месяцы оказались непростыми для строительной компании, который управлял Дмитрий Владимирович. Все было так, как и предсказывал отец. Во время отпуска недовольные сменой власти постарались сделать все возможное, чтобы навредить «Озерному дому». Дима вспомнил, как противился этому названию. Да, ясно, что здесь и фамилия основателя, и показатель того, что фирма занимается строительством. Первое время парень каждый раз морщился, когда слышал его, но потом привык, а, став во главе компании, уже и не представлял другого названия.
Надо сказать, что из отпуска он вернулся вовремя, разом пресекая все попытки «строительного переворота». Собрав тех, кто за ним стоял, он тихо поговорил с ними, сказав писать заявление по собственному желанию. Их недовольные лица и забегавшие глаза очередной раз доказали ему, что правда была на его стороне. Он остановил их у самого входа:
— И помните. Я буду следить.
Его поняли очень хорошо и уволились сразу же. Что ж, туда им и дорога.