Огонь на поражение

– А все-таки вы неисправимый Дон Жуан, Дронов, – улыбается блондин. Вот только глаза его остаются серьезными. Абсолютно. И – холодными.

– Да. Только…

– Что – только?

– Дон Жуан – это не волокита. Это человек, который не может не принять вызов. Будь он брошен бретером, женщиной или… куклой. Маской. Даже высеченной из гранита и величественной… Словно… статуя Командора… – произношу я, а сам смотрю на Михеича. Метр едва различимо опускает веки. Значит, и кофе, и шоколад – без ненужных мне примесей. Тогда – опробуем…

– Ну что ж… Будем знакомиться… – Мужчина отхлебнул кофе. – Можете называть меня…

– Марик, – произношу я. Наудачу. Попал. Теперь пусть шевелит извилинами…

– Впрочем, вы человек не очень молодой и мне малосимпатичный, чтобы я называл вас так запросто… Значит, полное имя – Марк… Любопытно только, Марк Туллий Цицерон или Марк Юний Брут [Марк Туллий Цицерон – римский политик и оратор, автор многих работ по философии и праву. Активный защитник республики. Раскрыл заговор Катилины. Был убит по решению Триумвирата (Антоний, Октавиан, Лепид), по-видимому, по настоянию Антония. Марк Юний Брут-вождь заговора против Цезаря, глава республиканцев в борьбе со вторым Триумвиратом, оратор и политический деятель.

Друг Цицерона. После победы Октавиана покончил с собой. Марий Гаи – выдающийся римский полководец, семь раз избиравшийся консулом; главный противник Суллы в гражданской войне 83–82 гг.]?

– Ни то и ни другое. Меня зовут Марий.

– Не Гай, случаем?

– Дронов, у вас разыгравшееся воображение. Марий Леонидович Глинский.

– Тоже красиво. Из поляков?

– Возможно. Кто вам назвал мое имя?

– А какая разница?

Официант принес заказанный мускат. Отошел. Наливаю в фужер.

– Выпьем?

Блондин поморщился.

– Олег, давайте поговорим о деле. Делаю глоток, еще. Мускат великолепен.

– Давайте. Во-первых, я хочу видеть здесь Крузенштерна. Немедленно, сейчас.

Во-вторых, вы не контролируете ситуацию.

– Вы полагаете…

– Да. Полагаю. Свидетельство тому – инцидент при передаче заложников.

– Вы ошибаетесь. У нас были проблемы. Но теперь ситуация под контролем, – блондин усмехнулся, – поскольку вы сидите здесь.

– Контролируется – это без балды… Но не вами…

Пусть двигает мозгами. Пашет. В смысле – кто из Организации работает «налево», кто – на себя… На кого работает Дронов… С кем он связан и как…

Пусть для него эта встреча станет такой же шаткой, как для меня.

Вот только. Если сомнения и терзают его мятежный ум, то по лицу это никак не заметно. Марий Леонидович или действительно уверен в себе и своих людях на все сто, или – высокий профессионал. Скорее всего – и то, и другое.

– Дронов, вы ведете себя неразумно. Я понимаю, почему вы избрали столь рискованную и агрессивную тактику – на свой страх и риск.

– Как и вы. Только вам больше терять.

– Вы полагаете?

– Уверен.

– Может, и так. Только… Дронов, взгляните на это… – Марий Леонидович кладет на стол пачку фотографий. – Узнаете?

Ну да. Приморск. Особнячок. Трупы. Изуродованные трупы.

– Кроме этого, у нас имеются кассеты с записями истязаний девушек, с их убийствами. Следствие по Примор-ску еще продолжается…

– И вы хотите повесить все на меня?

– А почему нет? Я могу допустить, что вы готовы умереть… За идею, если можно так выразиться… Оставить нас с носом и уничтожить Досье. Возможно, вам даже все равно, как вы умрете: такое редко, но случается… Но я твердо обещаю: именно вас мы представим организатором всех приморских убийств, насильником и маньяком, все средства массовой информации будут смаковать эту тему – и не одну неделю, уж мы позаботимся… Поверьте, все сказанное – в наших возможностях…

– Все это ахинея, батенька, – произношу достаточно надменно и по возможности развязно, – по «ту сторону добра и зла» мне будет совершенно начхать на то, что обо мне настрочат здешние борзописцы… – Прихлебываю мускат.

– Вы не дослушали. В глазах ваших друзей вы окажетесь не просто в дерьме – в крови. И жена Крузенштерна, и его дочери будут помнить, что их отца убили именно вы. Как?..

А я смотрю на вино в бокале…

– Белый мускат, – произношу тихо.

– Что?

– Мускат белый, крымский, марочный. А я хочу красный.

– Дронов, вы понимаете, о чем я говорю?

– Естественно. Шантаж. Мелкий, – щелкаю пальцами, подзывая метра.

Михеич движется к столику почтительно, неторопливо.

Замирает.

– Уважаемый, нет ли красного муската?

– Если вы предпочитаете к мясу, то я бы рекомендовал бордо. У нас отличное бордо. Урожая тысяча девятьсот тридцать второго года. Для знатоков.

– Несите, – нетерпеливо требует Марик.

– Слушаюсь.

Михеич удаляется так же неспешно.

– Что за игры вы тут играете, Олег?

– Я? Это вы, похоже, играете в игры. Я не подсадная утка с куриными мозгами, я – птица Додо. А вы мне пудрите челку.

– Что вы хотите сказать? Что мы не в силах…

– Слушай, Гай Марий, у вас что, человека поумнее не нашлось – поговорить со мной? Ты же не хуже меня понимаешь, что дело ваше – дрянь…

– Вы внимательно слушаете радио? Телевизор? Не такая уж и дрянь…