Огонь неугасимый

По рассеянности, не взглянув на табличку на двери, Муртазин зашел в помещение комсомольского комитета и строго спросил, заставив вздрогнуть сидевшую в задумчивости Гульчиру:

— Почему задержались?

Узнав свояченицу, Муртазин подумал с досадой: «В цех пойдешь — на тестя, на шурина натыкаешься, в управление — на свояченицу». Но внешне старался держаться приветливо.

— Здравствуй, свояченица! — протянул он руку Гульчире.

— Здравствуй… — Гульчира запнулась, не зная, как назвать его.

Муртазин улыбнулся.

— Не решаешься на работе назвать меня зятем! Валяй, говори — товарищ директор. Я не обидчивый. Почему так поздно засиделась?

— С комсомольскими делами.

— Я разве в комсомольский комитет забрел? — улыбнулся Муртазин. — В таком случае молчу. Ну, какие дела собирается вершить комсомол? — спросил Муртазин немного погодя.

Гульчира рассказала.

— А почему к нам никогда не заходишь, Гульчира?

— Все времени нет, Хасан-абы.

— Время у каждого в руках. Нужно только уметь им пользоваться.

Взявшись за ручку двери, Муртазин улыбнулся и покачал головой:

— Так никак не хочешь называть меня джизни, Гульчира? — И погрозил покрасневшей Гульчире пальцем: — Ну, погоди у меня!..

Едва стихли шаги директора, Гульчира прыснула со смеху. Но дверь тут же открылась снова — в комитет начала сходиться молодежь. Раньше всех пришла Шафика со своими подружками.

— Заходите, девушки, заходите, — приветливо встретила их Гульчира. — Усаживайтесь. Вы, вероятно, уже знаете, зачем я пригласила вас.

— Знаем… Знаем… — наперебой защебетали девушки.

— Ну и как? Надумали?

— Надумать-то надумали, да… страшновато немного, — призналась, краснея, Шафика. — Я со старшим братом советовалась. Он не против. Мать не знает, что и посоветовать. Подруги не очень одобряют. Я если перейду, то только токарем в механический. Но, говорят, резать железо — не женское дело.

— Не стали бы смеяться, — подхватила другая девушка.

— Стыд-то какой, если не справимся!.. Со старого места уйдем, на новом непригодны окажемся!..

Гульчира дала девушкам высказаться. Не прерывала, не противоречила. Из перешептываний она поняла, что есть еще какая-то причина, удерживающая их.

Гульчира понимающе улыбнулась. Она тоже девушка и сочувствует им. Что говорить, сейчас они одеты чисто, на них красивые платья. В глазах пестрит — такое богатство оттенков. Парням любо смотреть на них, приятно пожимать такие белые ручки. А перейдут они на станок — так не походишь. Придется облачиться в черный халат, голову повязывать платком… И руки не будут уже беленькими, мягонькими. А уж маникюр — наверняка прощай! Под ногтями грязь набьется. И полетит «мудрое» изречение Айнуллы-бабая, что девушки как цветы — украшение жизни. Да и замуж им надо выйти.

— Смотри-ка, откуда ты узнала наши мысли, Гульчира? — удивилась «пламенная» Шафика. — Ума не приложим, что теперь нам делать…

— Завтра утром придете, скажете, что надумали. Если выразите согласие, — напечатаем от вашего имени обращение к заводской молодежи с призывом переходить на работу к станку. Вроде того, как Котельниковы сделали. Вы знаете, как рабочие отнеслись к их призыву. И ваш также единодушно поддержат. Будете первыми ласточками… А за вами уже пойдут остальные. И об этом подумайте. Договорились?

Открылась дверь. Вошел долговязый Баламир Вафин, а за ним похожий на медвежонка Саша Уваров и еще несколько ребят.

— Что за первые ласточки? — забасил Саша Уваров. — Куда улетают?

— Вот!.. Ничего не могу поделать с ними, Гульчира! — пожаловался Баламир. — Агитирую, агитирую, — слушать ничего не хотят.

Девушки захихикали.

— Чего зубы скалите! — сердито прикрикнул Баламир. — Вон сестра Сашки окончила десять классов… в институт не попала. Я говорю ему: веди на завод. А он смеется…

— Ты не с Сашкой разговаривай, а с его сестрой, — сказала Гульчира. — Какой же ты джигит, если не умеешь девушку уговорить…

— Я?.. — Баламир бросил быстрый взгляд в сторону Шафики. Та опустила глаза. — Не имею ни малейшего желания.

Девушки направились к выходу.

— Так твердо, девочки?.. Завтра жду вашего ответа! — крикнула им вслед Гульчира.

Девушки поманили Гульчиру в коридор и шепотом, чтобы не слышали парни, стали просить устроить все без обращения.

— Да чего вы боитесь?

— Нет, нет, Гульчира. Если будете печатать в газете, совсем не перейдем… Кто мы такие? Что сделали? В газетах пусть пишут о таких, как Котельниковы…

— О чем это они там шептались? — спросил Гульчиру Баламир, небрежно перелистывая журнал. — Подумаешь, секреты…

— Да, секреты… — неуступчиво бросила Гульчира. — А ты даже перед девушками не стыдишься выставлять себя беспомощной размазней, Баламир. Да кто тебя такого полюбит?

— У него уже есть щебетуха-пташечка, — сказал, смешливо морща нос, Саша Уваров.

— Неужели?! — исподлобья посмотрела на Баламира Гульчира.

Чтобы не выдать смущения, парень ниже склонил над журналом усыпанное веснушками лицо.

— Знаешь, Гульчира, он забыл Шафику и втюрился в какую-то десятиклассницу, — выболтал Саша тайну Баламира. — Сам не видел, но люди говорят, чуточку горбатая.

— Знай себе свою Майю!.. — крикнул, зло сверкнув глазами, Баламир.