— Арестовать! Полковник Суходольский, исполняйте.
— Есть!
Но не успел полковник Суходольский и пара солдат военной полиции вмешаться — Подлясный закричал благим криком:
— Товарищи, это мятеж! Нас же на Дворцовую ведут!
— Арестуйте этого провокатора! — вышел из себя генерал.
Суходольский и двое из военной полиции схватили Подлясного, тот вырывался и кричал, строй немо молчал, и все было уже очень плохо. Они попытались повести его к штабу — и тут ефрейтор, со значком Георгия четвертой степени на груди, заступил полковнику дорогу.
— Извиняйте, Ваше Благородие, но вы нам по-простому разъясните — это правда, что ли?
— Что именно — правда? — сухо спросил командир полка.
— Ну, то самое, что Сказочник сказал. Он, конечно, человечишко-то плюгавый, да и мы не без головы. А супротив власти мы выступать несогласные, так и знайте. Нет, несогласные…
И толпа зашумела. Пока глухо — но зашумела. Слово «несогласные» услышали все.
— Зачем же нам против власти выступать, — заговорил ефрейтор уже громче. — Жалованье идет, службу мы, как положено, справляем. А если ж говорить про Его Высочество, так то другое дело. Пусть нас выстроят, как положено, присягу примем. Тогда уж мы как положено — и в огонь, и в воду. Я так говорю, солдаты?
И сразу с нескольких мест закричали: «Да, да, дело говоришь», потому что мыслишка, что что-то неладное происходит, закрадывалась в голове у многих, и многие, по здравому размышлению, считали, что лучше бы держаться от всего этого подальше. Требование от офицеров объясниться — в такой ситуации вполне законное, а напоминание про присягу — тем более. Присягу — пока организуют, как положено, ведь это время пройдет. Может, и пронесет…
— Вы смеете неповиноваться?! Вы — Гвардия, наконечник копья!
— Так-то оно так, — в словах ефрейтора была виноватая непреклонность, — да только на копье бросаться, чтобы самоубиться, мы не желаем.
Генерал сошел с трибуны. Встал перед строем.
— Стыдитесь, павловцы. Кого вы слушаете? Разночинского провокатора, затесавшегося в ваши ряды, да парочку паникеров. Или меня, боевого генерала.
Вперед шагнул один из унтер-офицеров.
— А вы нас в бой не вели, господин генерал.
— Кто еще так думает?
Военные полицейские, очень небольшая группа, прибывшая с заговорщиками, уже поняла, что плохо дело. Они обязаны были поддерживать закон и порядок, но их было всего четверо, а против них — в несколько сот раз больше…
— Я… — шагнул вперед еще один унтер-офицер.
— И я… — Чернов, уважаемый всем полком, побывавший в Персии. — Неладно что-то, братцы, вот вам крест, неладно…
— Да я вас… под арест, — выкрикнул Суходольский.
Напрасно.
— Наше дело малое. А сами на такое дело не пойдем…
Вперед шагнул еще кто-то, потом еще.
— …да и вас не выпустим!
Хлопок выстрела потерялся в гуле гвардейской толпы, а через секунду толпу прорезал полный боли и ярости крик одного из гвардейцев.
— Сашку убили! Брата мово!
Это и стало последней каплей — солдатская толпа с ревом бросилась на офицеров и стала их убивать…
Далеко не все поступили так, как павловцы.
Полностью поднялся элитный Преображенский полк. Полковник Преображенского полка, граф Шубов, пользовался непререкаемым авторитетом среди однополчан. Комендантские роты. Военные части, расквартированные в Финляндии, целая дивизия. Моментально заволновалась едва замиренная до этого Польша. Поднялась часть жандармерии — ох, не просто так убили Ахметова. Осторожный и хитрый татарин не стал бы ни на чью сторону и другим бы не дал, а двое из троих командиров жандармских частей, расположенных рядом со столицей, были назначены из армейских офицеров, обладающих реальным боевым опытом. Где они его получили — надо говорить?
Столица — можно было сказать, что и столица, и окрестности находились под контролем заговорщиков. Сейчас только оставалось — лихорадочно поднимать армию.
На этом хорошие новости заканчивались.