Огонь сильнее мрака (СИ)

– Дайте мне руку помощи, – попросил Джон. Рыжеволосый прочистил горло и робко взялся за протянутую ладонь Джона. Глаза его тут же распахнулись.

– Что... – выдавил он. – О-о...

– Только не отпускайте, – предупредил Репейник. – Мне нужно настроиться... на поиск. И постарайтесь думать о расследовании. Так надёжней.

О'Беннет глубоко задышал, веки его затрепетали. Джон сосредоточился. Серый песок. Холод, рассвет, дуновение ветра. Величественные фигуры перед глазами, древние голоса. Един в себе самом, един со всем миром... На этот раз Джон и впрямь ощутил, как его наполняет сила. Он слышал всех вокруг – создавалось впечатление, будто вынули затычки в ушах. Соседка двумя этажами ниже думала о том, какую рыбу купить к обеду. Бродяга в подворотне – о том, где украсть пинту джина, чтобы согреться. Мальчишка-посыльный, бежавший по набережной, – о хорошенькой дочери хозяина, зеленщика. Дочь зеленщика из лавки в соседнем доме – о мальчишке-посыльном и его грязных ногах. Её отец, ехавший в мобиле по ту сторону Линни, – о новой налоговой реформе и проклятых должниках, что недоплатили за последний месяц сотню форинов. Студент, который встретился ему и уступил дорогу мобилю, – о соседке двумя этажами ниже...

И, конечно, Джон знал, о чём думает О'Беннет. Тот сильно волновался: перебирал самые разные догадки о происходящем, от версии, что Джон оказался мощным медиумом (гэлтах верил в медиумов, как и в предсказания, и в духов), до версии, что сыщик чудит, перебравши опия. К тому же, О'Беннет уже начинал чувствовать блаженство от того, что делился жизненной энергией, и это пугало его ещё больше. Испуг не причинял боли Репейнику – похоже, чужие эмоции теперь не были ему страшны – но страх сделал мысли О'Беннета такими яркими, осязаемыми, обоняемыми, что вместо обычной мутной невнятицы Джону впервые привиделось настоящее чужое воспоминание. Чётко и ярко, будто он очутился в чужой голове.

Вот полутёмная комната, ширма со сложным рисунком – низкая, цветастая ширма, восточный рисунок, яркие рогульки с завитушками, похожие на беременные огурцы. Дым благовоний вышибает слезу, отдаёт сандалом и черносливом. Хриплый голос мага, его тяжелый акцент, который внезапно сменяется пронзительным визгом: это пришел дух и спрашивает, чего хочет смертный. Потом – снова голос мага. Потом – опять визг. И тишина. О'Беннет чувствует: дела идут скверно. Пугается ещё больше, спрашивает мага: что, что произошло? Маг отвечает – не сразу и отчего-то совсем без акцента, торопливо, почти растерянно. Извиняется. Предлагает вернуть деньги. Он больше не хрипит, как грозная боевая труба, а говорит обычно, по-человечески. Его голос... Он знаком Джону. Джон знает этот голос, много раз его слышал. Это...

– Джон!

Репейник открыл глаза. О'Беннет, радостно улыбаясь, обмяк в кресле. Из-под век виднелись полукружья белков, в уголке рта слюденисто блестела влага. Голову окружал ореол слабого, болезненно-жёлтого цвета.

– Ты ж его погубишь, – быстро сказала Джил. – Вон он, сомлевши совсем.

Джон торопливо выпустил руку гэлтаха, упавшую с безжизненным шлепком. Джил потянулась через кресло, похлопала незадачливого клиента по щекам. Тот замычал, дёрнул головой.

– Жить будет, – определил Джон. Он всё никак не мог сообразить, где мог слышать голос из воспоминания О'Беннета. Маг ведь не разговаривал тогда, на заброшенном складе в доках. Откуда же...

– Выпить бы ему, – заметила Джил. – Только нюхательной соли сперва. Чтоб не захлебнулся. У нас вообще спиртное осталось? Или ты всё высосал намедни?

– Есть такое, – признался Репейник. – И бутылку выбросил. Надо бы сходить...

За окном нежно и отдалённо прозвенели куранты. С набережной гуднул мобиль. Мальчишка-посыльный замер на месте, вспомнив, что не вернул сдачу, и повернул назад. Дочь зеленщика вышла на крыльцо, вглядываясь вдаль. Студент прошёл мимо подворотни и походя кинул бродяге полфорина. Соседка двумя этажами ниже распахнула окно и увидела студента. Тот помахал ей рукой и улыбнулся. Всё сложилось. Джон вспомнил.

– Нюхательная соль у нас в ванной, в шкафчике, – сказал он, делая шаг к двери. – Дай ему, пусть очухается.

– А ты чего? – развела руками Джил. В её ауре появился слабый фиолетовый тон.

– А я за выпивкой, – сказал Джон. – Скоро буду.