Огонь сильнее мрака (СИ)

Русалка с досадой фыркнула. Репейник вышел в прихожую, накинул плащ и сбежал вниз по лестнице. День встретил его людским гомоном, влажным речным ветром, размытым и тусклым солнечным сиянием, вонью горелого масла из ближайшей харчевни – и мыслями, мыслями, мыслями, обрывками чужих решений, желаний, рассуждений... Он старательно закрывался от прохожих, старался не глядеть на их ауры, да и вообще экономил силы. Возможно, сейчас ему пригодится всё, что он получил от О'Беннета и Джил. Предстояло весьма непростое дело, но у него теперь была новая зацепка. Очень важная. Увёртываясь от встречных, стараясь не задеть никого плечом, он свернул за угол, прошагал мимо старого доходного дома, спустился по вытертым до каменного блеска ступеням и очутился в хорошо знакомом полутёмном зале, где разило несвежим пивом, табаком и опилками. Зал был пуст: утром выходного дня завсегдатаи-выпивохи отсыпались после вчерашней ночи.

Джон подошёл к стойке, устроился на шатком стуле. Морли, лысый бармен, кивнул ему и обмахнул стойку тряпкой. Инвалидное кресло едва слышно скрипнуло колёсами.

– Налей-ка светлого, дружище, – попросил Репейник. – Душа просит.

Бармен тронул ручки кресла, подкатился к бочонкам с торчащими краниками, сноровисто нацедил пива – пены вышло на полтора пальца, ни много, ни мало – поставил перед Джоном стакан. Джон отпил глоток и заметил:

– Погода вроде нормальная сегодня. А то всю неделю сплошной дождь.

Морли одобрительно хмыкнул, принимаясь за полировку рюмок. Тряпку для этого он взял другую, не ту, которой вытирал стойку – но выглядели обе совершенно одинаково.

Джон достал портсигар и закурил.

– В "Часовом" пишут, новый закон скоро будет, – сказал он. – Чтобы мануфактурщики отходы не сразу в Линни сливали, а через фильтр. Может, дышать станет полегче у реки.

Бармен ещё раз хмыкнул, но уже с сомнением. Достал пепельницу, брякнул рядом с пивным стаканом. Джон постучал самокруткой о кромку фарфоровой чашки.

– Орешков? – пробасил Морли. Репейник покачал головой. Бармен снова взялся за тряпку. Джон с минуту наблюдал за тем, как он драит и без того блестящую рюмку, глядит сквозь стекло на свет, щурится и вновь принимается за дело. Пена в стакане быстро оседала, еле слышно потрескивая: пиво в "Пойле" было традиционно дрянным.

– Славный ты парень, Морли, – произнёс Джон. – Жаль, неразговорчивый малость.

Тот осклабился:

– Работа такая. Клиенту ведь главное что? Выговориться. Моё дело – слушать.

Джон отхлебнул пива.

– Тоже верно, – согласился он. – Да я вот уже и выговорился. Лучше бы тоже послушал. Тебе ведь наверняка есть, что рассказать интересного.

Морли опять хмыкнул – на сей раз вежливо и неопределённо.

– Да ладно, – усмехнулся Джон. – У каждого есть история. Какой-нибудь случай из жизни. Или необычное увлечение. Один мой старый знакомый, к примеру, собирает яматские безделушки. У него обалденная ширма в кабинете стоит... Или вот другой знакомый – тот писал книжку про древний народ. Такого мог порассказать! Но помер.

Морли осторожно поставил рюмку на стойку. Пристально глядя на тряпку, он аккуратно сложил её огромными ручищами – пополам, ещё пополам.

– А третий знакомый, – сообщил Джон, – везде ищет старые приборы. Знаешь, довоенные, которые работают от чар. Возится с ними, чинит, запускает.

Он затушил самокрутку в пепельнице. Морли поднял глаза и тихо прогудел:

– Это против закона.

Джон покивал, соглашаясь. Он с досадой подумал, что в спешке оставил револьвер дома. Но затем вспомнил дождливое небо над Маршалтоном, толпу арестантов и невидимую сеть, которую оказалось очень легко порвать.

– Знаешь, Морли, – снова заговорил он, – здорово, что у всех голоса звучат по-разному. По голосу всегда можно узнать человека. Даже если не видно лица. А как узнать того, кто закрыл рожу капюшоном, да ещё и молчит? Разве что есть другие приметы. Например, рост. Очень высокий рост, прямо гигантский. Такое не скроешь. Впрочем, если очень надо, то и рост можно скрыть, только придется пойти на кое-какие жертвы.

Бармен выдохнул через нос. На лысине искрились бисеринки пота. Его аура была ярко-алой.

– Встань, – просто сказал Джон.

Морли помедлил. Затем его правая ступня покинула подножку инвалидного кресла и ступила на пол. Левая ступня последовала за правой. Ухватившись за край стойки, бармен выпрямился, почти достав головой закопчённый потолок. Джон поглядел на него снизу вверх.

– Запри дверь, – приказал он.

Половицы застонали, когда гигант вышел из-за стойки и побрёл ко входу.

– Закрыто, санинспекция, – бросил он какому-то забулдыге, силившемуся прорваться внутрь.

Задвинув с хриплым скрежетом кованую щеколду, Морли повернулся к Джону. Плечи его были опущены, ладони – каждая размером с добрую лопату – повисли вдоль бёдер. Джон, развернувшись на барном стуле, молчал, глядя, как наливается багрянцем свечение вокруг головы бармена. Спустя минуту Морли дрогнул, медленно опустился на колени и, опёршись на руки, ткнулся головой в пол. Так он и застыл – в дурацкой, забавной позе задницей кверху.