В общем, давай признаемся, Джон Репейник: ты заслуживаешь того, чтобы уйти в Сомниум. Тридцать лет мигреней, тридцать лет страха быть раскрытым и пойманным, тридцать лет одиночества… Ну, с одиночеством в последнее время полегче, конечно… Да, кстати, русалка твоя тоже нормальную жизнь заслужила. Ей-то в сто раз хуже пришлось. Короче, Джон Репейник, смотри, какая штука: пареньку сейчас можно сказать — дескать, так и быть, пустим тебя к башне зарядить раритет. Он, натурально, зарядит, а потом у него шкатулку можно отобрать и воспользоваться. И всё. Прощай, двойная жизнь ублюдка, да здравствует идеальный Сомниум. Чтобы это случилось, нам с тобой, Джон Репейник, нужно всего-то стать дерьмом. На пару часов стать, не навсегда. Соврать юному Найвелу, украсть у него пятьсот шестнадцатый, оставить сопляка мучиться до конца жизни. Ну как? Готов стать дерьмом ради счастья? Счастливым дерьмом?
— Хальдер душу мать, — проворчал Джон, щурясь от дыма. Без всякого удовольствия докурив, он вернулся в каюту. Джил смотрела в окно, Найвел лежал с закрытыми глазами. Шкатулка покоилась на столе — плоская, изящная, с тисненой зубастой птицей.
— Ну как там? — спросила Джил.
— Необычно, — сказал Джон. — Будто в батискафе сидишь.
— В чем сидишь? — не поняла Джил.
— Не важно, — буркнул Джон, уселся за стол и тоже принялся смотреть в окно. Внизу было море, дирижабль летел над проливом. Воду рябил бриз, крошечные волны блестели под солнцем, как рыбья чешуя.
— Где мы? — безучастно спросил Найвел.
— А хрен его знает, — ответил Джон. — Где-то летим.
— Подлетаем к Айрену, — вдруг сообщила Джил. — Скоро берег увидим. Уиклоу там будет. Красивый город. Потом еще полчаса над пустошью лететь. Мейнстерская пустошь называется. Аккурат над башнями пройдем. И еще минут через сорок — Кинки.
Джон ошарашенно посмотрел на неё. Джил ответила невозмутимым взглядом. Потом ухмыльнулась.
— Ну чё? — спросила она. — Не такая уж я темная, а?
— Молодец, — кивнул Джон. — Где карту прячешь?
Джил разочарованно вздохнула и вытащила из-за пазухи цветастый, вчетверо сложенный лист.
— На, — сказала она, бросая карту на стол. — Так и знала, что выкупишь.
Джон развернул, всмотрелся.
— И правда, — заметил он. — Сейчас подлетим к острову. А, вот наш маршрут, пунктиром. Да, точно, прямо над башнями лететь будем… Откуда карта-то?
— Он дал, — кивнула Джил в сторону Найвела. — Пока ты курил. Я спросила — чего там внизу, мол. Он сказал — в портфеле карта есть.
Найвел все так же отрешенно смотрел в окно.
— Ну-ну, — казал Джон. — Так-то ты портфель обыскала. Ладно… Хорошо, что к знаниям стремишься. Курить пойдешь?
Джил обхватила себя руками.
— Не. Там, наверное, народу много. Не люблю.
— Да нет там никого.
— Потом схожу.
— Ну, как знаешь, — сказал Джон и углубился в изучение карты. Айрен был большим островом с причудливо изрезанными берегами и целым выводком мелких островков-спутников. Со скуки Джон принялся читать названия. Тут был и «Медвежий о.», и «Чистый о.», и «о. Двух Дюжин», и даже «о. Сахарная Голова». Айренцы слыли народом гордым и задиристым, вся их история была, по сути, историей мелких войн и набегов. Может быть, именно поэтому они не называли географические объекты в честь важных персон: какой-нибудь Утес Салли-Покорителя после очередного сражения мог отойти соседнему клану, и пришлось бы срочно переименовывать его в Скалу Уилла-Освободителя, а через неделю-другую он имел все шансы превратиться в Гору О'Брайана-Завоевателя. В такой кутерьме не избежать путаницы, а при дележе земель путаница — дело недопустимое. Гораздо легче назвать спорный утес, скажем, Медвежьим или там Бобровым — раз и навсегда. Может, примерно так они и рассуждали, думал Джон, читая на карте: «г. Новый Замок», «г. Пробка», «р. Дерг», «м. Крюки». А у нас — что ни деревенька, то Мандерли-Холл. Раньше, правда, хватало еще всяких Уездов Божественного Великолепия, но после войны таких не осталось, названия везде новые… Гларридж вот, к примеру — новое название. А кстати, подумал Джон.
— Слушай, Найвел, — позвал он, — а как так вышло, что мы встретились в Гларридже?
— Я из Дуббинга сначала поехал в Линс, — сказал Найвел.
— И?
— Там к башне не пускают. Констебли стоят почему-то. Оттуда уже сел на поезд в Гларридж. Время потерял.
«Ай да я», — подумал Джон. Найвел продолжал:
— Я бы еще раньше управился, только мне на Тоунстед не повезло. В узловой камере все провода под корень обрезали. Полдня бился, пока клеммы закоротил. Руками гайки откручивал.
— Да уж, — сказал Джон сухо. — На Тоунстед тебе очень даже не повезло.
Они замолчали. Джон снова принялся глядеть в окно. Облака плыли над дирижаблем, как летающие снежные крепости. Чуть ниже, вдали была видна слабая линия, где синее-синее небо встречалось с таким же морем. «Какое же человек, в сущности, мелкое существо, — думал Джон, — и какое гадкое».
— Берег, — вдруг сказала Джил. — Там домики махонькие.
Джон посмотрел туда, куда она показывала, и обнаружил, что внизу, под самой гондолой, уже показалась суша.
— А вон-вон пустошь, — сказала русалка.