Огонь в его ладонях

Сторонники короля взревели от ярости. Заблестели клинки.

– Начинается побоище. Сюда, маленький глупец! – С этими словами он рванул упавшего Гаруна за руку, кинул мальчишку себе на плечо и заспешил к шатру работодателя. Во время Дишархуна все – как паломники, так и местные жители – должны были всю неделю жить в палатках.

Навстречу им выбежал Фуад. До него уже домчались слухи об убийстве, и он был в ярости. Гигант с репутацией необузданного дикаря являл собой внушающее страх зрелище. В руке он сжимал свой боевой меч – такой большой, что им наверное можно было снести голову быка единым ударом.

– Что случилось, учитель? С ним все в порядке?

– В основном напуган. Я должен поговорить с Юсифом.

Радетик изо всех сил старался не показать рану мальчишки, зная, что своей необузданной яростью Фуад значительно превосходит среднего легковозбудимого туземца.

– Он ждет.

– Чтобы поговорить с ним, мне каждый раз приходится ждать, когда один из его детей покалечится.

Фуад одарил его кислым взглядом.

Крики и сабельный звон вокруг Эль Мюрида становились все громче. В период Дишархуна всякие свары категорически запрещались, но Дети Хаммад-аль-Накира были не из тех, кто позволяет каким-то там законам ограничивать свои эмоции.

На месте схватки появились всадники с черными круглыми щитами, на которых были изображены красные орлы – символы Королевского дома.

Радетик заторопился в жилище валига.

– Что случилось? – спросил Юсиф, убедившись, что рана сына опасности не представляет. Приказав всем своим обычным прихлебателям выйти, он сказал:

– Гарун, говори первым!

Мальчик был слишком напуган, чтобы уклоняться от истины.

– Я… Я использовал духовую трубку. Попал в его лошадь. Я не думал, что он упадет и повредится.

– Мегелин?

– Суть такова. Мы имеем дело с шуткой очень дурного вкуса. Думаю, что виной всему пример, какой подают детям взрослые. Впрочем, мне и раньше приходилось слышать кое-что о Сабах-и-Хасане.

– При чем здесь он?

– Я полагаю, что тогда был использован тот же трюк. Ваши дети, для вашего сведения, просто более примитивны и прямолинейны, чем вы.

– Гарун? Это правда?

– Что?

– Ты так же поступил и с Сабах-и-Хасаном?

Радетик слегка улыбнулся, заметив, как мальчишка борется с ложью, пытающейся вырваться из его уст.

– Да, отец, – наконец выдавил он.

В шатер вернулся Фуад.

– Учитель?

– Да, валиг.

– Как они оказались на улице? Разве они не должны были быть на занятиях?

– Брось, Юсиф, – вмешался Фуад. – Не говори мне, что ты постарел настолько, что не помнишь времена, когда сам был мальчишкой. (Валигу было сорок один.) Это же Дишархун. На женщине не оказалось покрывала. Неужели ты полагаешь, что учитель способен творить чудеса?

Радетик был поражен. Фуад неоднократно давал ему понять, что учитель, который не обучает владению оружием, – существо абсолютно никчемное. Вождю воинов никакого образования не требуется. А что касается писцов и счетоводов, то их всегда можно захватить в рабство.

Кроме того, Фуад не любил Радетика как личность.

Почему он вдруг стал таким добродушным? Это внушало беспокойство.

– Гарун.

Мальчик неохотно приблизился к отцу. Наказание он воспринял без слез, но и без раскаяния.

Юсиф был сердит. Он никогда не наказывал детей перед чужаками. И все же… Радетику показалось, что его работодатель не так уж и недоволен.

– Теперь отправляйся к своим братьям и скажи им, чтобы они держались подальше от всяких неприятностей.

Мальчик убежал, а Юсиф, обращаясь к брату, произнес:

– Отчаянный маленький негодяй…

– Сын своего отца, полагаю. Ты был таким же.

Гарун был любимцем Юсифа, хотя тот и пытался это скрыть. Радетик подозревал, что его услуги потребовались только ради этого мальчишки. Остальных отправили учиться в слабой надежде, что и на их разум может лечь патина мудрости.

Гарун любил учиться. Особенно ярко это проявлялось, когда он не находился в обществе своих братьев. Однажды он даже сказал Радетику, что хотел бы стать похожим на него, когда вырастет. Мегелин был польщен и растроган.

Гарун проявлял удивительную для шестилетнего ребенка настойчивость в подготовке к миссии, предназначенной ему от рождения. В этом отношении он не уступал и двенадцатилетнему. Ему был присущ мрачный фатализм, который редко можно встретить даже у тех, кому перевалило за тридцать.

Мегелина очень беспокоила будущая судьба ребенка.

– Юсиф, – забубнил Фуад, – наступил тот момент, которого мы так долго ждали. На этот раз он дал нам хороший, надежный как скала предлог.

Радетик поразился, когда понял, что речь идет об Эль Мюриде. Это было открытие. Он и не подозревал, что столь могущественные люди опасаются Ученика. Опасаются пятнадцатилетнего мальчишку, который подобно им явился в Аль-Ремиш на Дишархун. Явился для того, чтобы над его новорожденной дочерью был исполнен обряд обращения в почитаемом всеми Святилище Мразкима.

Итак, они ему лгали. Так же как, впрочем, и себе. Все тот же старый добрый свист в темноте, которым гонят страх. Именно этим и был вызван весь шум по религиозным проблемам.