Огонь в его ладонях

Радетик кивнул. Он понимал, что эти люди потерпят сокрушительное поражение в любой войне с западом. Военное искусство, как и все остальное, с течением времени совершенствуется. Развитие стратегии и тактики у Детей Хаммад-аль-Накира шло в направлении, пригодном лишь для сражения в пустыне.

– Но более всего меня приводит в ужас даже не объявленный им джихад – до него ещё очень долго, – продолжал Юсиф. – Меня ужасает та борьба, которая может развернуться здесь. Ему прежде всего необходимо завоевать свою страну. А для этого ему придется вспороть брюхо Хаммад-аль-Накира. Вот так. Именно поэтому я хочу сейчас вырвать у него клыки. Любым способом.

– Да, вы живете по иным законам, – заметил Радетик (в последнее время это стало его любимой присказкой). – Мне надо обдумать все то, что вы сказали.

Радетик допил лимонад, поднялся, кивнул Фуаду и, выйдя из шатра, уселся в позе медитации неподалеку от входа. Он слышал, как Юсиф поручил брату сообщить королю Абуду об открывающихся возможностях. Огорченный глупостью происходящего и возмущенный готовящейся несправедливостью, он отключился от всего окружающего и погрузился в себя. Королевский Сад занимал пять акров земли рядом с юго-западной стороной Святилища Мразкима – сердца религиозной жизни Хаммад-аль-Накира. Сейчас, во время Дишархуна, Сад кишел родственниками короля, искателями монаршей милости и обыкновенными лизоблюдами. Многие военачальники, шейхи и валиги притащились в столицу со всем своим хозяйством. Разнообразные торговцы и ремесленники, пытаясь получить хотя бы малейшее преимущество над своими конкурентами, практически держали королевские владения в осаде. В Саду постоянно появлялись послы из соседних стран и представители могущественных иностранных торговых домов. Запах стоял невообразимый. Люди, животные, механизмы и насекомые издавали шумы, сливающиеся в общий всепоглощающий гул.

А за безумным муравейником Королевского Сада раскинулся огромный лагерь простых паломников. Их палатки заполонили склоны похожей на чашу долины, в которой, собственно, и находились как столица, так и Святилище. В этом году пилигримов было значительно больше, чем обычно, так как слухи о предстоящем появлении на празднестве Эль Мюрида циркулировали уже несколько месяцев. Множество паломников явились только потому, что не желали пропустить неизбежные схватки между властями и проповедником новых идей.

Глядя вслед торопящемуся к королевскому шатру Фуаду, Радетик подумал, что Юсиф играет с огнем. Эта монархия, в отличие от Ильказара, не имела достаточно власти, чтобы править простым изданием указов. Сейчас даже самый отъявленный возмутитель спокойствия имел право предстать перед судом и произнести там речь в свою защиту.

Появился Гарун и, с пристыженным видом сев рядом с Радетиком, вложил ручонку в ладонь учителя.

– Иногда, Гарун, твоя изобретательность тебя губит, – сказал Радетик, впрочем, без особого укора. Жест ребенка тронул его.

– Я поступил плохо, Мегелин?

– На этот счет есть разные мнения. – Радетик мысленно оценил существующие позиции. – Дело в том, что ты должен научиться думать, Гарун. Нельзя действовать бездумно. Это – основной недостаток твоего народа. Они поступают импульсивно, не задумываясь о возможных последствиях.

– Я очень сожалею, Мегелин.

– Не выдумывай! Ты жалеешь лишь о том, что тебя поймали. Тебя нисколько не трогает то, что ты причинил боль этому человеку.

– Он – наш враг.

– Откуда тебе это известно? Ты раньше его не видел. Никогда с ним не говорил. Он тебя ничем не обижал.

– Али сказал…

– Али похож на твоего дядю Фуада. Он очень много болтает. Рот у него никогда не закрывается. В результате когда-нибудь кто-нибудь заткнет глотку Али кулаком. Часто ли он оказывается прав? Насколько часто с его языка срывается очевидная глупость?

Радетик дал волю своему отчаянию. В жизни ему не приходилось встречать ученика более неподатливого, чем Али бин Юсиф.

– Значит, он не наш враг?

– Этого я не говорил. Конечно, он враг. Причем самый злейший. Но вовсе не потому, что так утверждает Али. Эль Мюрид враждебен вам своими идеями. Не думаю, что он нанесет тебе физический вред, даже получив для этого возможность. Но он отнимет у тебя все, что тебе дорого. Со временем, надеюсь, ты поймешь, какой непростительной ошибкой была твоя выходка.

– Фуад возвращается.

– Верно. Он похож на кота, слизывающего сливки с усов. Аудиенция прошла удачно?

– Просто превосходно, учитель. Старый Абуд оказался не так глуп, как я думал. Он мгновенно смог оценить представившуюся возможность. – Улыбка исчезла с лица Фуада, и он добавил: – Тебя могут вызвать в качестве свидетеля.

– Это может положить конец нашей дружбе. Я из Ребсамена, Фуад, и не способен лгать.

– Не знал, что мы были друзьями, – бросил Фуад, входя в шатер.

По спине Радетика пробежал холодок, хотя он и не считал себя трусом.

Мегелин испытывал к себе сильнейшее отвращение, так как знал, что солжет, если Юсиф на него хорошенько надавит.

* * *