Огонь в его ладонях

Уже сейчас в воздухе в атмосфере Аль-Ремиша ощущалось какое-то нездоровое напряжение, значительно большее, чем можно было бы ожидать в обычных обстоятельствах. Напряжение это было невозможно описать словами, но появление валига Эль Асвада со всем хозяйством и войском породило чувство вины и стыда среди тех, кто и пальцем не пошевелил для того, чтобы помочь Юсифу в его борьбе где-то далеко на юге. Его присутствие постоянно напоминало им об их вине, и это им крайне не нравилось. Кроме того, над столицей витала бледная тень страха. Реальность угрозы со стороны Эль Мюрида теперь могли отрицать лишь те, кто сознательно закрывал на неё глаза.

– Именно это они и делают, – сказал Радетик Гаруну. – Ослепляют себя. Человек хочет верить, что неприятность минует, если её полностью игнорировать. Такова уж человеческая природа.

– Некоторые из них ведут себя так, словно во всем виноваты мы. Мы сделали все, что в наших силах. Чего же они ещё хотят?

– И это тоже свойственно природе человека. Человек рождается узколобым, близоруким и неблагодарным негодяем.

Гарун покосился на учителя и, саркастически улыбаясь, произнес:

– Ни разу не видел тебя в столь кислом состоянии духа, Мегелин.

– Пребывание здесь преподнесло мне довольно много горьких уроков. И я боюсь, что уроки эти применимы и к так называемым цивилизованным нациям у меня дома.

– Что там происходит? – спросил Гарун, увидев какую-то суету около отцовского шатра. У нескольких человек были щиты со знаками королевского дома.

– Пойдем посмотрим.

Около шатра им повстречался Фуад. У дяди был несколько растерянный и изумленный вид.

– В чем дело? – спросил Гарун.

– Это Ахмед. Он пригласил твоего отца и Али разделить с ним трапезу сегодня вечером. Там же будет и король.

– Ты удивлен? – фыркнул Радетик.

– Да, очень. Особенно после того, как они игнорировали нас вот уже столько вечеров.

Гарун похолодел и обвел взглядом окружающие столицу холмы. До заката оставалось совсем немного времени. Им овладели дурные предчувствия.

– Скажи Юсифу, чтобы тот держал свои взгляды при себе. Они сейчас здесь неприемлемы. Абуд – старик, мыслит он медленно, и ему требуется время, чтобы до конца осознать потерю южной пустыни.

– Он бы понял все быстрее, если бы этот идиот Ахмед не болтался под ногами.

– Возможно, Гарун! В чем дело?

– Не знаю. Происходит нечто странное. Мне кажется, что приближающаяся ночь будет очень необычной.

– Провидческие мысли, мой друг? Берегись тех снов, которые посетят тебя этой ночью. Фуад, убеди Валига не наседать на Абуда. Чтобы добиться успеха у Абуда, он прежде всего должен стать приемлемым членом придворного общества.

– Скажу непременно, – ответил Фуад и отбыл, унося на лице одну из самых зловещих своих улыбок.

– Пойдем, Гарун. Ты сможешь помочь разобрать мои бумаги.

Плечи Гаруна уныло опустились. Бумагам и заметкам не было числа. И все они находились в полнейшем беспорядке. На то, чтобы их рассортировать, потребуются годы. К этому времени наберется новая гора записей.

Он ещё раз взглянул на холмы. Они показались ему недружелюбными и какими-то холодными.

* * *

Лалла была жемчужиной в гареме Абуда. И хотя ей едва исполнилось восемнадцать и в число жен короля она не входила, юная красавица, вне всякого сомнения, была наиболее могущественной женщиной в Аль-Ремише. Столица полнилась песнями, восхваляющими её красоту и грацию. Абуд был от неё без ума и выполнял малейшие прихоти. Ходили слухи, что он готов взять её в жены.

Много лет тому назад девочку подарил королю один из мелких валигов с побережья моря Коцум. Но внимание Абуда она привлекла совсем недавно.

Абуд вел себя как ослепленный страстью, неумный и упрямый мальчишка. При каждой возможности он выставлял напоказ прелести Лаллы, которые только он познал до конца, искушая весь двор своей любимой игрушкой. Каждую ночь он вызывал её из сераля и заставлял танцевать перед собравшейся знатью.

Юсиф не мог оторвать глаз от её гибкого тела. Как и всякому мужчине, Лалла ему нравилась, но временами его мысли уплывали куда-то вдаль, и он начинал ощущать чувство необъяснимой вины. Его сердце не желало принимать доводы разума. Он не мог стряхнуть с себя чувство отчаяния, вызванное тем, что ему пришлось покинуть дом своих предков.

Он и его сын Али были гостями кронпринца Ахмеда. Ахмед остался единственным человеком в окружении короля, которому ещё не опротивели попытки Юсифа организовать большой поход против Ученика.

Юсиф не находил себе места. В Аль-Ремише творилось нечто странное и неправильное, хотя ничего конкретного Валиг не видел. Чувство беспокойства усиливалось всю неделю и этим вечером достигло такой силы, что по его коже поползли мурашки.

Что-то очень нехорошее присутствовало и в Ахмеде. И это нехорошее особенно ярко проявлялось в те моменты, когда он смотрел на Лаллу. В его глазах была видна откровенная похоть. Но не только она одна. Он казался слишком возбужденным, и на его губах блуждала алчная и зловещая улыбка, которую он был не в силах скрыть. Юсиф опасался, что улыбка эта предшествует большому несчастью.