Огонь в океане

— Вы видите, что Поедайло, — говорил я подводникам, — не только позорит нас, он мешает нам. Я призываю весь наш боевой коллектив помочь командованию перевоспитать матроса. Без активной помощи всего коллектива, прямо говорю, мы не сможем с ним оправиться. Придется его отправить в штрафную роту. Но это же позор для всей лодки! Я считаю, что наш коллектив настолько сплочен, что мы можем и должны обойтись без штрафной роты.

Расстроенные разошлись подводники. Я знал, что все они переутомлены, загружены своими делами, но другого выхода не было.

Бледные лица

После ночной вахты я выпил залпом стакан крепкого чаю и растянулся на койке.

— Командир тоже подолгу может не спать. Со вчерашнего дня на мостике, только вернулся, — услышал я приглушенный голос трюмного машиниста матроса Трапезникова.

Война выработала своеобразные рефлексы. Несмотря на усталость, сквозь сон я почти всегда слышал все, о чем говорилось вблизи меня.

— Да-а, тебе этого не понять, — насмешливо возразил боцман. — Ты бы уснул, хоть тут бы фашисты свадьбу играй.

— Я на вахте и не зеваю никогда, не то чтобы спать.

— Ишь, чего захотел — зевать на вахте! — продолжал боцман. — Тоже мне орел-подводник! Вахта всего несколько часов...

— Ну и что ж? — отозвался Трапезников. — Собрание еще короче, а спят некоторые и... даже со свистом.

Намек был на Халиллева. Злые языки говорили,  что на собрании отличников на береговой базе он якобы уснул. Его кто-то даже прозвал за это «отличный храпун-подводник». Факт этот Халиллев категорически отрицал, II Трапезников не упустил случая дружески посмеяться над строгим начальником.

— Болтаешь много, — живо огрызнулся Халиллев. — Неужели ты не понимаешь, что вахта не собрание? И вообще, сколько можно болтать об этой ерунде!

Матросы хорошо знали Халиллева. Если он начинал говорить быстро, вздрагивающим голосом, то это предвещало для кого-нибудь внеочередные работы на камбузе, в трюмах отсеков или где-нибудь еще. В отсеке водворилась тишина.

— Уже больше недели ходим у этих берегов. Точно вымерло все. Так и война пройдет с одной несчастной баржей, — тотчас же переменил тему разговора Трапезников.

— А тебе не терпится? — услышал я снова насмешливый голос боцмана. — Посмотрел бы я на тебя, если б тебе довелось один на один подраться с каким-нибудь фашистом.

Халиллев имел в виду низкий рост и относительно слабое физическое развитие Трапезникова. Его даже прозвали Младшим сыном боцмана. Дело было не только в тщедушной фигуре Трапезникова, но и в том, что Халиллев особенно внимательно наблюдал за Трапезниковым, замечал все его упущения, постоянно учил его, но наказывал очень редко и умеренно. Подводники не могли этого не приметить. Трапезников принял кличку почти как должное, даже откликался на нее, хотя и без особого энтузиазма. Халиллева же, по совершенно непонятным причинам, упоминание об этой кличке приводило в бешенство.

— Неизвестно, кто бы кого проучил, — возразил задетый словами боцмана матрос.

— Терпеливым надо быть! Терпеливым! Только хладнокровным, разумным и терпеливым дается победа! А таким нюням, как ты... — Халиллев, видимо, с сожалением покачал головой. — «Больше недели ходим...» Иногда и больше приходится ходить — и  впустую. Не так-то легко найти врага. Он вот и рассчитывает на таких, как ты. Мол, лодочка походит, походит, поищет меня, надоест — и уйдет в другой район, а тем временем я пройду спокойно.

Матросы дружно засмеялись. Если Трапезников и смеялся, то нехотя, только ради поддержания компании.

— Товарищ мичман, — обратился к Халиллеву кок, сильно хлопнувший переборочной дверью при входе в отсек, — прошу выделить двух человек на чистку картошки.

— Чего стучишь дверьми? Нервишки, что ли, расшатались? Не видишь — командир спит?

— Виноват! — кок перешел на шепот. — Забылся, на камбузе жарко...

— То-то я вижу, что жарко: у тебя мозги расширились. — Халиллев снова рассмешил матросов. — Трапезников, Свиридов, на картошку, быстро!

Кто-то прыснул, наступила пауза, которую снова нарушил голос мичмана:

— Грачев! Иди и ты с ними. Втроем быстрее справитесь. Много смеешься, поработай малость.

— Хорошо с нашим боцманом: поговоришь с ним по душам — глядишь, и работка какая-нибудь найдется, — бросил Трапезников, выходя из отсека вместе со своими товарищами.

— Матросу нельзя скучать, — назидательно отозвался Халиллев, довольный своей остротой. — Работайте, чтобы кок был доволен. Я приду посмотрю.

Через несколько минут он действительно вышел из отсека.

— Шутки шутками, а Паша прав. Да и боцман тоже прав, конечно, — философствовал кто-то из отдыхавших в отсеке. — Уже одиннадцатые сутки, а... никого. Страсть надоели эти выходы в атаку по... луне. Паша об этом и говорил, но боцман...