Огонь в океане

По взглядам людей, шедших с нами рядом, я видел, что все устали и хотят есть. Обычно перед похоронами никто дома не ел, надеясь на сытное угощение.

Я принялся вслушиваться в слова молитв. Поп говорил все время что-то непонятное. Я не замедлил сказать об этом дедушке.

— Мы не знаем, на каком языке и что говорит поп, он может даже нас ругать, а мы ничего не поймем, — за дедушку ответил Теупанэ.

— А ведь верно, — спохватился дедушка, — двенадцать молний ему на язык!.. Хм, конечно, тех, кто не заказывает ему молитвы, он ругает и желает дорогу в ад. Ни у меня, ни у тебя нет на молитвы денег, вот он и ругается и просит бога, чтобы тот нас в ад направил. 

Кладбища в Сванетии устраивались обычно в центре села. В Жамуже это была небольшая площадка, на которой кое-где виднелись почти сравнявшиеся с землей плиты черного сланца. Пока плита не покрывалась землей, родственники покойного приходили к ней и оплакивали покойного. На этих площадях-кладбищах устраивались всевозможные празднества и собирались сходки.

После того как все обряды были выполнены и гроб благополучно опущен в яму, вырытую недалеко от кладбищенской церквушки, все собравшиеся уселись вокруг могилы и принялись за еду. Угощение состояло из большого кабэаба и араки.

Стали произносить тосты с пожеланием покойнику попасть в рай и длительной жизни родственникам.

Дедушка, Теупанэ и я сидели во втором кругу, довольно далеко от могилы. Ели мы с аппетитом, но ни дедушка, ни наш сосед Теупанэ почти не пили. Дедушка брал передаваемые по кругу глубокие деревянные миски с аракой и, говоря: «Пусть наш Шалиани укажет дорогу в рай бедному Зурабу...», отпивал глоточек и передавал Теупанэ.

Теупанэ делал то же самое, после чего миска уходила дальше. А через несколько минут приходила новая миска.

Солнце уже успело проделать по небу довольно большой путь, подойти к вершинам гор и спрятаться за них. С каждой минутой становилось все темнее.

Послышался громоподобный голос Габо. Он приближался к нам. Ему вторило несколько других голосов.

— Они, проклятые собаки, способны даже похороны превратить в пиршество. Ишь, как смеются, — проворчал дедушка.

И действительно, из темноты раздался приглушенный смех. Вскоре показалась высокая, худая фигура Габо. Он вел под руку сильно захмелевшего попа. За ними шествовало еще несколько человек; очевидно, это были дьякон и другие духовные лица. Один из них нес мешок с подарками.

— Ты очень устал, очень устал!.. Темные люди не знают, как трудно целый день разговаривать с богом. Как трудно уговаривать его, — напевал громовым голосом Габо попу.

Поп прижался к нему своим жирненьким телом и мелкими шажками продвигался за Габо.

— А мертвец-то старый был. Очень старый, грехов много-много, попробуй пошли его в рай. Это может сделать только наш Захэар, только Захэар, и больше никто другой!.. Кланяемся тебе в ноги, низко кланяемся, ты наш спаситель!

— Ничего, я все могу, все могу, — соглашался Захэар. — Ваше дело... ваше дело... умирать и больше ничего, остальное я сделаю... всех в рай провожу, всех... всех мулаховцев. А остальные пусть в ад идут, там тоже неплохо, я знаю, неплохо.

Медленно, покачиваясь, проползла мимо нас эта пьяненькая компания. Все проводили ее сдержанным молчанием.

— Да, трудно, конечно, попу тащить так много денег, полученных от родственников несчастного, — прошептал Теупанэ.

— Идем домой, — вдруг Сердито произнес дедушка и привстал, опираясь на муджвру.

Мы встали и пошли искать тетю Федосию. Кладбище уже окутала плотная темнота. Кое-где поблескивали огоньки свечей. Они колебались от движения людей и ветерка. Лица людей при тусклом освещении свечей перестали быть похожими на себя. У дедушки резче очертился нос, а борода потеряла свои очертания. У Теупанэ перестали слезиться глаза, они только блестели при мерцании свечей.

Тетя ждала нас у каменной ограды, держа в руках кулек, из которого выглядывал кабэаб. Родственникам покойного, не сумевшим быть на похоронах, полагалось посылать домой угощение. В этот же кулек мы с дедушкой положили недоеденные нами лепешки.

Из-за острых хребтов выплыла молодая луна. Казалось, она разглядывала землю, повернув к ней голову. Нежный свет луны голубил снеговые горы, т окружавшие нас плотным кольцом. Холодный вечер-,ний ветерок пробирался сквозь одежду. Хотелось скорее домой, к очагу.

В начале нашей улицы мы сделали последнюю остановку. Всем четверым нашлось по камню для отдыха.

— Эх, много я хоронил людей на своем веку, и меня скоро возьмет земля! — вздохнул дедушка. — Только бы не этот поп-пьяница провожал меня в последний путь... проклятый!

— Этот будет, непременно этот... Сколько денег он соберет на наших похоронах! — вздыхает Теупанэ.

— Ты так говоришь, будто завидуешь ему, — сухо сказал дедушка.

— Да нет, это я так сказал, я не завистлив, — поспешил уверить Теупанэ.

— На моих похоронах поп много не соберет. Коция, Ефрем и Аббесалом ничего не дадут. А потом еще и не известно, кто кого будет хоронить. Я многих попов уже похоронил. Может, бог даст, и этого провожу в рай.