Ограбление казино

— Тот, да, — ответил Расселл. — Единственный помнил, больше я таких не встречал. В первый раз проснулся, меня видит — р-р-р где-то в глотке. Ну, думаю, еще денек ему дам. Жрать захочет — опомнится. Я эту блядину четыре дняголодом морил. Все кости наружу, елки-палки. И знаешь, что мне прилетает, как выйду? Р-р-р-р. Думал, палки ему пропишу еще. А он на меня не бросается, понимаешь? Стало быть, тварь эта черная — не тупая. Помнит палку-то. И небо мне с овчинку от него покажется, уж он постарается. Но кормить-то его надо. Я не могу кости в шерсти продавать, елки-палки… Ну и вот, — продолжал Расселл, — я попал, и он это знает. Я его пытаюсь наружу выманить — не идет. Пришлось чуть ли не насильно из гаража вышвыривать. А потом вовнутрь не затащишь. И рычит на меня все время, по-прежнему. Сволочь — и так всю дорогу до Флориды, мы еще в эту блядскую бурю в Мэриленде попали, у них там баржа в мост врезалась, и нам либо в объезд, либо по тоннелю. Там все так едут. Поэтому Кенни говорит: «Давай в объезд». Я думал, когда на дядю служил, видел дожди. Боже. А собаки все ссут, пердят и срут, все такое, а окна не открыть, но задыхаться тоже ведь не хочется, но и утонуть не в жилу. Жуть, в общем. Я-то думал, на собаках можно легко заработать. Не опасно. Тут-то я был прав. Но не совсем. Знаешь, сколько мне за эту черную заразу дали, я-то рассчитывал на двадцать миллионов долларов или типа того? Семьдесят пять баксов я за него получил, и это, считай, еще повезло. Чувак, которому мы их продали, — он же их просто скупает, да? Он только — ну, просто следит за ними. Чувак такой, на нем вообще никакого мяса. Не разговаривает. Приезжаем туда, а у него там вся такая разъебанная старая ферма, рядом с Кокоа-Бич. Мы там с полчаса пробыли, опять дышать можно, лет десять до него добирались с этим выводком, и тут я замечаю — разговаривает-то у него только жена. «Вот этот, — говорит, — похоже, на него наехали». У нее рот не закрывается, а у него не открывается. «Болеет он, что ли? Нам тут больных собак не надо, мистер. Больше двадцати долларов за него не дам…» Ну, я ей и говорю, — продолжал Расселл, — она сказала, что за черного мне полета дубов отстегнет. «Смотрите, у него бумаги, это ценная собака. Настоящий пес. Отличный. Полста — мало…» «Никаких бумаг у него сегодня нету, мистер», — она мне сообщает, — сказал Расселл. — «Мало ли у меня собак — мне их толкнуть кому-нибудь надо, вот и все, а это значит, что мне его кормить, приглядывать за ним все время, пока не найду покупателя, а это будет долго. Не хочу я этого пса. Совсем его мне не надо. Хотите — с собой назад забирайте. Потому что так вам и придется, коли вас цена не устраивает. А я заманаюсь его продавать. Злобный он какой-то, другие тоже сразу по морде увидят…» А мужик по-прежнему ничего не говорит, — продолжал Расселл. — Ну, тут она меня, конечно, подловила. Потому что никуда я этого пса с собой больше брать не буду. Я с ним распрощаться хочу навсегда и больше никогда его не видеть. Всю дорогу до Флориды эта сволочь с моего затылка глаз не спускала — сожрет, чуть дай повод. Тетка права. Злобная это тварь. Только тогда он злобным совсем не казался. Чувак его усадил, пес ему лапу подает, а чувак ему за ушами чешет, и сволочь эта, блядь, ему улыбается. Думает, опять домой попала к тому тупому ублюдку, который его купил медальки свои охранять. Собака тогда, чувак встал, и пес тоже встает, лапы свои кладет чуваку на плечи и давай морду ему лизать. «Смотрите, дамочка, — говорю я, — это, по-вашему, злая собака? Думаете, кто-нибудь ее примет за злую собаку? Вы им вот это покажите только». — «Мистер, — отвечает она, — это не пес, это он такой. Все собаки с ним такие. Все, что к нам только приезжают. Поэтому он с собаками возится, а я дела веду Полтинник…» Тут чувак просыпается или как-то, — продолжал Расселл. — Смотрит на нас. Овчарка его взасос просто. Наконец чувак собакин язык изо рта вытолкнул. «Дай ему семьдесят пять, Имельда», — говорит… «Семьдесят пять», — говорит она, — сказал Расселл. — «Так, — говорит, и как будто на каждое слово ей часа три надо, — а кто тут у нас цены назначает, или вы со мной торговаться будете всякий раз, когда он решит, что ему какой-то песик понравился? Потому что если так, то проваливайте прямо сейчас и всю остальную свору с собой забирайте». Я вот только чего пожалел, — сказал Расселл. — Жалко, что эта тетка с моей мамочкой незнакома. Они бы с ней заебись поладили.

— Но свалили вы оттуда нормально, — сказал Фрэнки.