Ограбление казино

— Плюс к тому, — сказал Амато, — станут ли они вообще с нынешними-то раскладами? Шуму слишком много.

— Станут, — ответил Фрэнки. — Нам надо теперь очень осторожно, по сторонам смотреть и всякое такое.

— Нет, — сказал Амато. — He-а, не могу прикинуть. Трясли мельницу Трэттмена. Обручи набили Трэттмену. Других причин у него нет, чтоб ему рога обламывали, а ребята не хотят, никого не торцуют просто забавы для. Нет, не ищут они нас. Про это никто уже больше и не думает.

— Джон, — сказал Фрэнки, — гляди, я б рад был, чтоб ты прав. Я долго жить хочу. Я только начал, и мне нравится.

— Я прав, — сказал Амато.

— Но ты не против, — сказал Фрэнки, — если я тут немного осмотрюсь.

— Фрэнки, — сказал Амато, — ты дергайся, сколько тебе влезет. Мы все сделали, и мы чисты. Съезжу я еще в Броктон пару раз, делами надо позаниматься. Дам тебе знать, когда пора прекращать дергаться и опять браться за работу.

11

Под конец утра Когэн выпил кружку темного у «Джейка Вирта». Сидел он в самой глубине, ближе к бару, и следил за барной дверью. В зале для еды за латунными поручнями в белых куртках сидели медработники, вокруг вились интерны, кружками пили темное и трепались про Новоанглийский центр медицины.

Митч зашел через вход в бар. Быстро обвел зал взглядом, засек Когэна и двинулся к нему по половицам, присыпанным опилками. На нем был простой спортивный пиджак из хэррис-твида, серые фланелевые штаны и темно-синяя рубашка с расстегнутым воротом. Волосы — черные и короткие. У него была очень светлая кожа. У столика он протянул руку и произнес:

— Джек.

Они поздоровались. Когэн ответил:

— Митч.

Сели. Когэн поманил официанта — поднял два пальца.

— Не-а, — сказал Митч.

— Тележку? — спросил Когэн.

— Жирею, — пояснил Митч.

Подошел официант.

— Мартини с «Бифитером», — сказал Митч. — Со льдом. Маслина. Так?

Официант кивнул.

— Обедал? — спросил Когэн.

— В самолете, — ответил Митч. — Обедал я в самолете. Ну и обед.

— Надо гуляш брать, — сказал Когэн. — По сути говяжье рагу, но туда помидоры кладут и всякое. Получается неплохо.

— А они там в переулке еще не закрылись, помнишь, туда еще все чердачники ходили, там давали говяжье рагу? — спросил Митч.

— «У Конуэя и Дауни», — ответил Когэн, — ага. Отличное же рагу?

— Я тоже так думал, — ответил Митч. — Меня туда как-то Диллон водил. «Ого, — говорю, — да ты все классные точки тут знаешь, да?» А день такой паршивый был, снег, все дела. Боже мой, вообще никуда не добраться, а у нас с этим парнем целое море проблем, и вот Диллон меня туда приводит. Весь рассвирепел. Злить-то Диллона как надо — стоит намекнуть, будто считаешь, он что-то по-захолустному делает. Сразу удила закусывает. От этого, и еще когда скажешь ему, что с ним-то все в порядке, дело не в нем. Но я-то думаю, что в нем как раз, а?

— Теперь да, — ответил Когэн.

— Сукин сын, — вздохнул Митч. — Прямо не знаю, наверно, я, бля, жирею, и мне пятьдесят один. Не знаю, с весом-то у меня никогда хлопот не было. Мне лет тридцать, тридцать было, господи, знаешь что? Когда мне было тридцать, боже ж ты мой, ты знаешь, кто президентом, блядь, у нас был? Гарри, нахуй, Трумен. ^[14]

— Ему ж уже лет сто, — сказал Когэн.

— Насколько я знаю, — ответил Митч, — он, блядь, подох уже. Хуй знает. Я, бывало, — я, бывало, картошку не ел, и больше ничего не надо было. Все неприятности кончались. Время от времени покачаешься, от картошки откажешься. А стаканчик пивца выпить всегда мог, если хочется.

— Может, и не один, — сказал Когэн.

— Ну, — согласился Митч, — может, разок-другой. Но тогда я мог себе позволить. А теперь — теперь не могу. Слушай, да я на стакан пива гляну — уже толстею. Зла не хватает. Все из-за кортизона, который принимаю, знаешь? От него раздувает. Я был, я доктору говорю, так и сказал ему, от этой дряни я стану такой жирный, что возьму и сдохну. А он мне — нет, как только прекращу прием, меня опять сожмет. А вот не сжало.

— А от чего ты кортизон пьешь? — спросил Когэн.

— От колита, — ответил Митч. — Прошлой весной болел, летом. Очень срано мне было. Да я и выпил-то немного, знаешь? Не так давно на нем и сижу. Ну вот только я чуть по-настоящему не заболел. Я был, мне к пенисману идти пришлось, и он мне пенициллин прописал, а я ему как-то забыл сказать, что я на кортизоне, и, наверно, так делать-то не полагается, смешивать их вот так вот. Где-то неделю я очень болел. Не мог ни сделать ничего, ничего.

— У меня жене его пить пришлось, — сказал Когэн, — кортизон этот. По-моему, его как раз. А может, и что-то еще. Но вес она не сильно набрала.

— У нее артрит или что? — спросил Митч.