Ограбление казино

— Сумах, — ответил Когэн. — Гулять она любит на природе сколько влезет, и у нее садик такой, очень приятный. И вот она в нем как-то была, а там сумах. Ну, она внимания не обратила — может, дернула не тот корешок какой-то, а не надо было, и тут же — вся в каломиновой мази ходит, все у нее чешется и не проходит. В общем, пошла она наконец к врачу, а он ей говорит: у вас это в крови, — тут-то она и стала эту дрянь пить. И до волос дошло, знаешь? Весь череп обсыпало, за ушами и везде. Она раньше меня встает, на работу уходит раньше, и раньше меня будило, когда в ванной запрется и плачет, так больно ей причесываться было. А ей сказали: мы это никогда не победим, если будем только сверху мазать, надо, чтоб вы что-то внутрь пили. По-моему, кортизон. Сущий ад, в общем, у нее, не жизнь была какое-то время.

— Ну и на следующий год, наверно, опять подхватит, — сказал Митч.

— Я знаю, — ответил Когэн. — Я у врача спрашивал, а он говорит: нет, это только если в кровь попадет и ничего от него не принимаешь, чтоб вывести, тогда возвращается, если только сверху мазать. Но я не удивлюсь. Эти ребята не всегда соображают, что делают. Понимаешь, у нее хуже всего то, что с насекомыми у нее всегда неприятности, знаешь? Пчелы, шершни там, такое вот. У нее на них аллергия.

— Пухнет вся и прочее? — спросил Митч. — Я когда маленький был, у меня точно так же.

— Хуже, — ответил Когэн. — Она и умереть от такого может на самом деле. У нее, она из дому никогда не выходит, если без иголки, адреналин там, у меня шприц даже в бардачке в машине все время, а один в фургоне. Ей сказали: вас ужалят, если выше шеи, у вас пять минут на укол. Ниже шеи — двадцать. А мне говорят: «Делайте ей укол сами. Не пытайтесь в больницу везти. Не успеете. У нее сердце остановится».

— Господи, — вздохнул Митч. — Круто как.

— Она вообще крутая девчонка у меня, — сказал Когэн. — Почти всю жизнь так живет. «На свете пчелы есть, — говорит. — Не сидеть же мне дома все время. А если внутрь пчела залетит?» Она мне рассказывала, пару лет назад ее ужалило, мы сидим ужинаем, точка у самой воды, а они там, наверно, под низом роятся или как-то, а духами она, само собой, не мажется, а у меня-то обычно мозгов хватает, но мне этого брюта налили, ну и я приударил, тут одна пчела вылетает и, наверно, давай меня искать. А садится ей на шею, официант заметил, пользу хочет принести и давай ее смахивать. А я не заметил, что это он делает, — он уже начал. Ну и промахнулся, а махнул так, что она жало свое засадила, и она как заорет. И сразу к сумочке, а сама уже синеет вся. А у меня один всегда с собой, и я аж столики сшибаю, к ней кинулся вокруг, а она дышать не может, понимаешь? В общем, сделал я ей укол, и все в порядке. «Такое чувство, как будто все воздух весь вокруг высосали», — говорит… А частенько так бывает, — продолжал Когэн, — что она махнет на все это рукой, знает же, что с ней такое может быть, а нам надо к ее старушке ездить, и у Кэрол еще две сестры, да? И у них у каждой по миллиону детишек, Кэрол с ними хорошо ладит. А у мамаши ее никакого соображалова вообще. Такая рожа. Даже говоритьничего не надо. Сидит там и все. И знает же, конечно, что у Кэрол, но вот смотрит на нее, а жена у меня крутая. «Ма, — говорит, бывало, — тетяКэрол — это предел, все. Не всегда получается делать то, что хотелось бы».

— Никогда не получается делать то, что хотелось бы, — сказал Митч. — Никогда. Только попробуешь — в говнище окажешься. На Диллона погляди.

Официант, дважды обслужив медработников и интернов, принес напитки Когэну и Митчу.

— Первый за день, — сказал Митч. — Ну, если не считать тех, что я в самолете принял. — Он выпил. — Полтора доллара за один вонючий стакан, — сказал он. — И не стыдно же им. Бандиты, блядь. Не, ты погляди на Диллона. Вот же парень. Никогда не видел, чтобы чувак за край хоть в чем-то перехлестывал. И бухал, и пожрать не дурак, да и девки у него бывали, наверно, если хотелось. Не знаю, никогда его с ними не видел, но, видимо, были же.

— Он раньше иногда к жене ездил, — сказал Когэн.

— Она красотуля была, — сказал Митч. Допил. Поманил официанта. — Как-то сказал мне, поймал ее на том, что ему по карманам шарила. Я ему говорю: «Да я телку бы убил, если б ее за таким застал». А он мне знаешь что? «Нет, — говорит, — я всегда хочу знать, все, кто у меня вокруг, насколько далеко зайти готовы. Вот про нее я теперь знаю». Не знаю, по-моему, Диллону довольно паршиво пришлось. Я единственный раз видел, когда он что-то как-то, хоть как-то расслабился, это когда он был во Флориде, вот. Жалко чувака. Одно и то же всю жизнь, не знаю. Я б не стал.

— Ты до сих пор в союзе? — спросил Когэн.