— Убиратель монстров — такая себе должность, — усмехнулся Тим. — А может, эти чудики из Зомби-Апокалипсиса были самоубирающимися? Может, они жертвы нового Филадельфийского эксперимента. Захотелии телепортировались. Чудеса, клянусь мамой Валька! Чуть зубы не выбили мне, — он подвигал нижней челюстью. — Кстати, насчёт Вали. Катюха, я понимаю, у тебя насчёт него всё более определённо. Он тебя спас, ты ему веришь и всё такое. Но блин, мне не дают покоя несколько вещей.
На лобовое стекло упали первые капли дождя. Включив дворники, друг продолжил:
— Например, то, что он вообще сунулся в этот подвал. Ты говорила, что Валя по характеру такой весь застенчивый, томный, робкий. И вдруг этот домашний цветочек начинает заниматься расследованием — хотя, казалось, ему-то оно зачем? А главное, взял и не очканул полезть непонятно куда, без всякой защиты! Потом видео, фото… Да ещё, когда мы под люком этих чудиков всех побили, Валёк подозрительно быстро очухался! До этого он валялся, значит, без чувств, а тут вскочил как призывник от повестки в армию! Вовремя получилось.
— Не знаю, — я опустила голову, стараясь не глядеть на своё правое предплечье, где теперь расплывался жуткий лилово-багровый синяк. Но причиной нежелания его видеть было не эстетическое неудовольствие, а болезненные воспоминания об обстоятельствах его получения, встающие в горле жгучим комком. — Тим… Давай пока не будем о них. Может, мы просто…
Ком в горле всё же заткнул мои дыхательные пути, и я замолкла. Но друг понял меня без лишних уточнений.
— Прости, что снова напомнил тебе обо всём. С другой стороны, знаешь — Валя ещё у наших под подозрением. Пускай они его проверяют. А мы заслужили небольшой отдых.
Всю дорогу мы провели в молчании, слушая удары ливня по стёклам. Каждый из нас не решался больше заговаривать о расследовании, ни о чём-то другом. Тем более о чём-то другом.
Я винила себя за это. Мне казалось, я должна была сказать что-нибудь о смерти Марго, как-то поддержать… объяснить, что я знаю, что он может сейчас чувствовать… Но при появлении этих мыслей внутренности мои сворачивались в тугой узел, кислород вокруг вдруг резко сжимался, лишая возможности дышать, а к глазам подступали слёзы. Боль безжалостным и сильным пинком заставляла меня сгибаться вдвое и эхом отдавалась в правой руке — синяке, который я получила, упав на пол, чтобы спастись от погубившего Марго взрыва.
Дворники мерно сновали туда-сюда, тикая, как маятник. Вновь и вновь они тщетно пытались противостоять потокам воды: на смену очередным струям приходили новые, и этому не было конца… В душе моей творилось то же самое, только дождь заменяли горе и подавленность. Стоит ли постоянно смахивать их — или, наконец, позволить им литься беспрерывным текущим потоком?
— Мы приехали, — послышался рядом негромкий голос Тима, и в следующую секунду мотор автомобиля заглох. Надо же, вот и всё…
— Я вызову тебе такси, — достав телефон, друг принялся нажимать на экран. Я же в это время сидела, не произнося ни слова. Чёрная кофта Тима, которую я сняла по пути, лежала сейчас на моих коленях; от её мягкости и чувства уюта всё ещё больше разрывалось внутри. — Готово. Обещают приехать через пять минут. В очередной раз остаётся поверить… Катя, ты как себя чувствуешь? — с тревогой обратился ко мне Тим. — Вот зря меня не послушала. Давай хоть сейчас поеду с тобой, провожу.
— Нет… всё нормально. То есть, нет, Тим, — внезапно призналась я, покачав опущенной головой. — Ничего не нормально.
Последнее предложение прозвучало неестественно высоким голосом. К глазам предательски подступили слёзы. Я знала, что Тим сейчас внимательно смотрит на меня, но была не готова взглянуть в ответ. В этот момент мои внутренние дворники застыли, и тяжесть пережитых накануне событий накрыла меня бурной горючей рекой, затмив глаза.
— Тим, я… не могу больше молчать об этом. О том, что случилось. Прости… Я знаю, тебе тяжело… И… мне… мне тоже.
Я всхлипнула. Неистовые потоки воды, барабанившие снаружи, перекликались с бьющими меня изнутри.
— Я… я представить себе не могла, что её может не стать.
Наступила пауза.
— Я тоже, Катя, — наконец тихо ответил Тим.
— И Антона. Почему так? Если бы их только можно было вернуть… Почему этого нельзя сделать? Как теперь…?
Сотрясаясь от рыданий, я вытерла тыльными сторонами ладоней глаза и мокрые щёки. Взгляд мой снова упал на огромный наливающийся синяк. В этот момент я почти возненавидела его и стиснула зубы. Вырвавшийся из горла громкий отчаянный вой вышел сдавленным, похожим на скулящее раненое животное.
— Просто… на её месте могла быть я. А она… сейчас была бы жива.