Ограниченная территория

От отвращения меня чуть не вырвало. Стиснув зубы, я силой воли отогнала рвущийся наружу крик, и снова, не без труда, села. С кровати я слезала теперь осторожнее: свесила ноги с края кровати, опустила их на пол, и только убедившись, что стою, перенесла всё тело. Пошатываясь, я направилась к двери. Сердце глухо стучало в ушах в такт каждому шагу. Ступни ощущали холод.

Вот и дверь — белая, как всё в этой противно-белой палате, гладкая и, похоже, железная…

Я застучала по ней кулаком — со всей силы, что у меня имелась. Если есть хоть слабый, хоть маленький шанс, что я нахожусь в обычной больнице и Филин здесь не при чём, на него нужно надеяться. Вдруг этого урода реально успели схватить на этапе, когда он вёз куда-то моё бесчувственное тело, а меня потом, как потерпевшую, поместили сюда?

Хватаясь за призрачную надежду, как за спасительную доску в бурной реке, я постучалась ещё сильнее, нависая на дверь всем телом. Почему меня заставляют ждать? Если это место — наблюдательная палата, почему никто не пришёл, когда я очнулась? Почему все пугают меня, заставляя думать, что я всё же попала к Химику? И почему не идут с обезболивающим? Ведь моя голова, чёрт возьми, сейчас разорвётся…

Я вскрикнула от неожиданности — дверь стала отъезжать в сторону. Хоть успела отпрянуть, но всё же потеряла равновесие. Нелепо взмахнув руками, я вывалилась наружу и плюхнулась на локти и живот, по инерции проехав вперёд ещё полметра. Всё вокруг замелькало тошнотворно-жёлтыми искрами — адская карусель, которая прекратилась не сразу. Чувствуя под собой холодный и гладкий пол, я проползла по нему пару метров и упала. Ещё пару — и меня-таки вырвало наизнанку.

Когда рвота прошла, я кое-как выпрямилась, вытирая покрытый испариной лоб. Легче не становилось. Тело ослабело от недомогания. Я подумала, что, наверное, у меня отравление. Откашливаясь, я стала оглядывать коридор. Освещение в нём было слабее, чем в палате, но по сравнению с ней и её белизной тут всё казалось приглушённым: пол, покрытый сине-серым линолеумом, светло-голубая шпаклёвка на стенах. Белели лишь навесной потолок, двери палат напротив и небольшие штучки на стене у каждой двери.

Палаты… Почему я назвала их так автоматически? Может, потому что выползла из одной из них, да и сам этот коридор напомнил больничный? Причём не в какой-то рандомной клинике, а в нашей, прилегающей к НИИ. Но это явно не она. Наверное, просто похожи.

Я неуклюже поднялась на ноги. Каждая мышца, каждая связка и сустав, казалось, были пропитаны токсинами.

Бросало то в жар, то в холод. Пустота и тишина вокруг давили на психику душным полиэтиленовым пакетом. Огибая рвотную лужу, я пошла, шатаясь, вперёд и увидела впереди сплошную стену. По левую и правую сторону от неё вели два проёма. Из левого падал свет, и я, не раздумывая, пошла туда.

Вот и узкий коридорчик с розовато-аляповым маревом стен. Впереди — открытая дверь, ведущая в помещение с красными стенами. Может, там есть люди? Ведь так не бывает, чтоб в отделении не было ни души!

Это не может быть его лаборатория, мы же видели её, она совсем другая…

Хватаясь от слабости за косяк, я шагнула в коридор с красными стенами. Как в фильме ужасов, они мерцали жутким красно-чёрным цветом запекшейся крови, и его отливы заходились в странном танце на сером кафельном полу. Источник освещения видно не было. Возможно, он где-то имелся, но сейчас я готова была поверить, что это светились и кровоточили сами стены. Коридор постепенно расширялся, переходя в помещение. Там к истекающим кровью стенам, словно молчаливо затаившиеся в темноте чудовища, прислонялись шкафы и тумбочки разных размеров и форм. Сквозь стеклянные дверцы ближайшего к себе шкафа я заметила электронный микроскоп, а на расположенной рядом тумбочке — нерабочую центрифугу. Взгляд мой тут и там выхватывал из темноты разные медицинские атрибуты: упаковки перчаток, стеклянные пузырьки, коробки с кардиомониторами и даже аппарат для гемодиализа. Я взвизгнула, случайно задев открытую картонную коробку с чем-то стеклянным: внутри оказались сложенные в стопки чашки Петри и спиртовки. Видимо, это место использовалось как склад.

В конце его виднелась другая дверь, и я пошла туда. Моя голова и конечности казались неимоверно тяжёлыми, а голые ступни мёрзли. Плюс ко всему неимоверно тошнило. Хотелось вернуться, прилечь на кровать и снова заснуть, послав к чёрту всё, но желание найти здесь хоть одну живую душу было сильнее.

Следующий коридор оказался таким же «красным», но обстановка была другой: справа — голая стена, слева в обрамлении бордового кафеля — железная раковина с прикрепленным сбоку к стене блестяще-серебристым дозатором. Выше простиралось прямоугольное окно. Сквозь стекло легко проглядывалось хорошо освещенное стерильное помещение. Вего центре безмолвно стоял накрытый белой простынью длинный стол. Над ним висела выключенная операционная лампа, а рядом притаился столик со свисающей с него мертвенно-голубой накидкой. Чуть дальше располагался выключенный монитор.

Операционная.