Ограниченная территория

На второй день ублюдок решил, что мне пора начинать «расхаживаться». Освободив меня от мочевого катетера (предполагалось, что в туалет отныне я буду ходить самостоятельно), он расчесал мои волосы, помог спуститься с кровати и любезно держал под левую руку, пока я, стараясь дышать не слишком глубоко, чтоб не увеличивать сдавливающее жжение в изрезанной грудной клетке, делала тяжёлые медленные шаги по палате. Один раз, когда я споткнулась, и ему пришлось ухватить меня, он сильно вздохнул от тщательно скрываемой боли и поспешил перевести вес на одну — правую — руку. Задыхаясь от резкого чувства, будто меня пронзил острый кинжал, я ощутила злость. Ему, значит, больно! А каково мне? От фырканья с истерическим смехом меня удержало лишь осознание того, что грудь моя при этом попросту разорвётся.

— Вчера я посещал «Клетку», — почему-то решил пояснить Филин после того, как мы в полном молчании проделали несколько шагов вдоль кровати — вперёд и назад, до железного штатива сбоку от изголовья и обратно. — И допустил небольшую оплошность, в итоге один заключённый напал на меня. Пришлось отбиваться.

— Это… мужчина? Или там… и женщины? — тихо спросила я, сама толком не понимая, зачем — видимо, чтобы продолжать разговор.

Тот тихо вздохнул.

— В «Клетке» есть и женские, и мужские отсеки. Смешанную, да ещё без камер-одиночек допустить было никак нельзя. Кролики начнут размножаться, и эксперимент выйдет из-под контроля, — хихикнул он. — А напал на меня мужчина. Я думал, что достаточно усыпил его перед переводом — оказалось, у него высокая толерантность, так что понадобилась большая доза.

Я не стала интересоваться, куда Химик переводил бедного пленника, потому что ответ бы явно не был хорошим. Той ночью мне снились кошмары: полный мужчина с лысой головой и большим «пивным» животом лежал на прозекторском столе в тёмном помещении с кафельными стенами. Пристёгнутый к столу похожими на чёрных змей ремнями, он дико кричал, в то время как Химик в хирургическом костюме и маске подходил к нему, держа большую пилу. Объёмный живот медленно разрезался надвое, словно дыня, и алая кровь брызгала из него, заливая лицо мужчины, стол, на котором он лежал, стены и голубую робу Химика. Когда крик жертвы, наконец, перешёл в бульканье и затих, Химик принялся поочерёдно извлекать из его живота мелкие вырезанные куски печени, кишок и почек, аккуратно складывая их на подносы, подаваемые безликой фигурой, облачённой с ног до головы в белый саван. Когда неизвестный выпрямился и вдруг заметил моё присутствие, ткань резко спала с его лица, и я увидела вместо глаз и рта чёрные дыры. Раздался жуткий звук — и я проснулась, осознавая, что не могу дышать. Шов на груди горел и тянул. Дрожа и всхлипывая, я закрывала глаза, боясь смотреть в темноту палаты — казалось, будто жуткое лицо сейчас выскочит из неё, прямо как во сне. Кое-как я заснула, но снова увидела Химика, стоявшего где-то в подвале, среди подвешенных за ноги на крюки человеческих тел, которые он разделывал хирургическим скальпелем.

Однако настоящий кошмар ждал наяву, после пробуждения, которое произошло без десяти семь. Заснула я всего полтора часа назад. Причинами моей бессонницы, помимо страшных снов, являлись боль и отсутствие снотворного. Без него я перестала обходиться ещё дома, после смерти Антона — здесь же с первых дней меня «выключал» то газ, то медикаменты Химика. Вздрогнув (от этого шов на груди вновь больно кольнул), я представила, как ночами валяюсь без сна в этой конуре, сгнивая заживо. С момента моего похищения прошло больше двух недель, и никто меня не нашёл. И просто не станет искать, считая погибшей. Прежде чем это случится на самом деле, я должна буду претерпеть множество пыток. Мерзавец МиФи проведёт мне ещё несколько операций, протестирует кучу лекарств, истязая мой организм до последнего вздоха…

Ты говорила, я справлюсь, мама. Но как? И что ты имела в виду? Если мне всё равно суждено умереть в этой камере смерти, то разве не проще ускорить для меня конец?

* * *

Табло показывало семь-десять утра, когда писк отъезжавшей двери прервал мои невесёлые мысли. Обычно в такое время платформа сбрасывала в палату завтрак — но после операции, в связи со своей невозможностью питаться энтерально, я была временно выключена из списка нуждающихся в еде. И когда Химик вошёл, я с изумлением заметила в его руке поднос, на котором рядом с прозрачной полулитровой бутылкой с водой стояла пластиковая тарелка с непонятными чёрными кусками внутри.

На миг мне вспомнился сон — бурая, залитая кровью человеческая печень, нарезанная на аккуратные части… В глаза мне бросилась мутно-зелёная волна. Я сглотнула, стараясь прогнатьтошноту.

Запах жареного мяса. По мере того, как Химик подходил ближе, я различала его всё более явственно. Меня охватил тошнотворный страх, а к горлу подступили спазмы. Невыносимо хотелось, чтоб данное блюдо оказалось как можно дальше от меня. Стараясь не смотреть на чёрные куски непонятного нечто, я инстинктивно отодвинулась, вжавшись в поднятую до сих пор спинку кровати.