— Доброе утро, — невозмутимо произнёс Химик. Несомненно, он заметил мою реакцию, но предпочёл промолчать. Однако в его глазах забрезжило какое-то понимание, отчего голубые колодцы глаз вдруг ухнули внутрь, демонстрируя далёкую опасную глубину. Левая бровь совсем чуть-чуть поднялась, а рот растянулся в едва заметной улыбке. Всё это необъяснимо напугало ещё сильнее. Мне хотелось закричать, хотелось выбить у него из рук поднос, но, увы, — я была ещё слишком слаба.
— Я приготовил завтрак, — глубоким мелодичным тоном заявил он. — Тебе надо начинать есть.
Не дожидаясь моего согласия, он взмахнул прозрачной пластиковой вилкой, которую взял с подноса и подцепил ею кусочек.
— Давай. Ну же, не бойся.
Скривившись, я наблюдала за тем, как вилка с содержимым подносится к моему рту. Запах напоминал прожаренное куриное мясо. Неожиданно рот мой наполнился слюной, и я только сейчас осознала, как голодна.
Разомкнув дрожавшие губы, из которых со свистом вырвался воздух, я снова вдохнула, и в этот момент Химик впихнул жареную субстанцию в мой приоткрытый рот. Первой мыслью было немедленно выплюнуть пищу, но челюсти чуть ли не самопроизвольно начали жевать. Во рту разлился вкус восхитительного мяса. По консистенции, впрочем, еда больше напоминала резину — что-то вроде тягучей жевательной конфеты, но хуже от этого не становилась. Отогнав и надёжно заперев на задворках подсознания мысли о сне, я довольно быстро прожевала ароматный кусочек и проглотила его.
— Как видишь, оказалось не страшно, — с иронией произнёс Химик, подцепляя на вилку следующий и поднося мне.
На этот раз я сама ухватила его ртом с вилки и принялась есть. Затем — ещё один и ещё. По желудку начало разливаться тепло, но внутреннее напряжение не собиралось меня покидать, хотя, если честно, я не понимала, что ещё оно могло быть вызвано. Допустить, что Филин мог подсыпать мне что-нибудь в пищу, представлялось бессмысленным — в моём беспомощном состоянии он и так мог вколоть мне всё, что угодно. Однако стоит заметить — всёто время, что он кормил меня, глаза его не утрачивали глубины и удовлетворенно наблюдали, как пустеет тарелка.
Когда на ней больше ничего не осталось, Химик с видимым облегчением сгрудил грязную посуду на поднос и отставил его. Затем достал из кармана шприц объёмом в один миллилитр, спиртовую салфетку и быстро осуществил инъекцию в дельтовидную мышцу моего левого плеча.
— Это для профилактики рвоты, — пояснил он. — Теперь можешь пить, — Филин открутил синюю крышечку бутылки, наполнил на треть незамеченный прежде мной белый пластиковый стакан и поднёс к моим губам. Я охотно потянулась ему навстречу. Потёкшая по моему горлу и пищеводу живительная влага показались эликсиром бодрости, тем более что до этого пить мне разрешалось разве что по глотку в сутки.
Пока я жадно глотала воду, Химик, не отрываясь, смотрел на меня — как показалось, испытывающе. Но когда он забрал у меня пустой стакан и отошёл, как-то по-особому склонив голову, я поняла: во взгляде его светится торжество и… умиротворение.
— Так будет справедливо, — прошептал Химик. — Для моего брата. Он хотел быть с тобой, я это знаю.
В моей душе всколыхнулась буря. Слабая, как единичный всполох песка под порывом ветра, который мечтал стать торнадо, но даже на четверть не имел его сил. Как эта сволочь может бессовестно упоминать о Вале — брате, которого сам же убил? Да и к чему он это делает?
— Ошибаешься, — тихо, но твёрдо прошептала я. — Он видел во мне друга и… только. Ты сам пытался внушить ему… остальное, потому что упивался своими фантазиями и проецировал их на брата, — каждое слово отдавалось болью и тяжестью в области шва. — Ты ведь сам… признал это.
Филин опустил взгляд. Плечи его опустились. Он дернулся так, будто пытаясь подавить икоту, и сглотнул. А затем поднял голову и посмотрел на меня.
— Иногда ты просто не понимаешь некоторых вещей… Так или иначе, я дал ему тебя, а тебе — его. Ты получила то, чего лучше в своём положении он и не мог бы тебе предложить.
— Что?… — прошептала я, чувствуя, как ужас заползает мне в лёгкие тонкой змеей.
— Его сердце, — он распрямился. В его лазурных глазах блеснули слёзы, а щёки вспыхнули румянцем. — Благодаря кровеносной системе твоего организмаего частицы поступят из тонкого кишечника в сосуды и распределятся по всем тканям и органам. Теперь оно по праву будет частью твоего тела.
Голова закружилась так резко, что я подумала, будто уже потеряла сознание. К горлу вмиг подступила жидкость, и меня стошнило. Перед этим я рефлекторно наклонилась, так что рвотные массы попали мне на собственные укрытые одеялом бёдра.
Рот наполнился привкусом мяса. Ещё один спазм и ещё. Из глаз полились слёзы. Меня сотрясали конвульсии. Рёбра словно раздирали железные щипцы. С огромным усилием я повернулась к краю кровати и, задыхаясь от рвотных масс, попыталась склониться. Шов на груди взрывался болью. Прижимая к нему ладонь, я ждала, что она вот-вот станет мокрой от хлынувшей наружу свежей крови.