Ограниченная территория

Химик ласково погладил меня по мокрой щеке, убрал прилипший к ней волос.

— Жаль, что и ты не смогла понять меня. Помнишь наш разговор в твой первый день здесь? Тогда я высказал желание получше узнать тебя и понять, какие именно качества личности делают тебя особенной. И знаешь… за восемь месяцев не смог найти рационального ответа. Но иррационально я его чувствовал. Странное ощущение, когда ответ — не конкретное слово, не описание, а нечто, не поддающееся познанию. Как истина, идея, которую нельзя потрогать и увидеть, но тем не менее, она абсолютна и неоспорима. Твоя внутренняя сила навсегда останется для меня непостижимой тайной… но может быть, этим она и притягивает.

Я стала натужно хрипеть. При каждом сильном выходе я ощущала, как из моего плеча выплескивается очередная порция крови.

— Ты была прекрасным слушателем. Мне будет тебя не хватать. Жаль, что я утрачу твоё тело… Я сохранил бы его части, как в случае с Илоной. Для меня это высший акт чести. Останки моей жены тоже, к сожалению, сгинут. Но эти жертвы достойны — они сохранят меня на свободе, чтоб я и дальше смог реализовывать свой интеллект вместе со всеми возможностями.

В последний раз я вздрогнула и затихла. С выбросом в кровь катехоламинов сосуды сужались, а сердце сокращалось быстрее — так бабочка, подлетев к огню, вовсю трепыхает крыльями, прежде чем сгореть в яростном пламени. В голову ударилась и сразу отхлынула волна жара. Моё тело обмякло и застыло в изогнутой позе. А в памяти один за другим появлялись образы, связанные с моей дочкой: её мягкие волосы, губки и щёчки, голосок, чувство приятной тёплой тяжести на руках, мой сосок в её рту, молочный запах…

— Ах, Катя, Катя. Ты, конечно, меня уже не слышишь. Но прежде чем уйти, я хотел бы сказать тебе спасибо за время, проведённое со мной. Из нашего взаимодействия я вынес максимальную пользу. Даже сейчас. Я мог бы просто застрелить тебя или запереть в этой комнате и оставить ожидать взрыва. Однако сделал то, что планировал. И ты, я знаю, запомнила, почему.

— Ничто не должно…

Жар дыхания Химика обдавал мне лицо. Кончик его носа коснулся моего лба.

— Пропадать зря.

Я вонзила ему в шею шприц, вынутый из бокового кармана двумя секундами ранее. У меня не было уверенности в том, что я попала в яремную вену, но проверять было некогда. Крепко уцепив Филина здоровой рукой за шею, я изо всех сил тянула его на себя вниз, рыча и рыдая, а раненой быстро вводила лекарство. От боли перед глазами взрывались красные фейерверки, голова шла кругом, а мышцы руки вот-вот были готовы сдаться под натиском поршня. Запястье напряглось так, что вены и сухожилия грозились лопнуть. Но каждый раз, когда я думала, что больше не выдержу, ко мне прибывали новые и новые силы. Яростно вдавливая содержимоешприца в тело Химика, я думала обо всех пострадавших от него людях и мстила за них. За себя. За Элину и Тима. За Антона, Марго и Валю. За Инну Алексеевну. За Петра Владимировича, Эдика Котова и Нелю. За Илону Правкину и всех знакомых и незнакомых мне несчастных, которых замучил, убил либо превратил в инвалидов обезумевший учёный.

Всё заняло три или четыре секунды, которые растянулись в вечность. Выдавив содержимоешприца полностью, до упора, я выдернула его и обессилено покачнулась, но усидела.

Химик смотрел на меня с нескрываемым удивлением.

— Ты же должна была умереть.

— От физраствора… ещё никто… не умирал, — кипящий в крови адреналин продолжал распалять меня. Я глубоко и часто дышала. — Я подменила шприцы, когда побывала здесь ранее и узнала, что ты сделал с женой. Тот, с настоящим галлюциногеном, я забрала, а вместо него положила другой, который взяла из тумбочки и наполнила физраствором.

Филин дотронулся пальцами до места укола и потёр его, как комариный укус. Я же на всякий случай принялась спиной вперёд отползать дальше, за стол. Когда Химик опять на меня взглянул, реальный глаз его был пугающе расширен. Чёрный зрачок в нём стремительно разрастался — будто тьма, вырвавшаяся из глубины души, приняла вид сосущей воронки, готовой проглотить в первую очередь своего хозяина. Тот пока, судя по слетевшему с губ короткому фырканью, отказывался верить в столь скорое и глупое наступление неизбежного.

— Ты…

Вены на его лбу вздулись, а кожа лица и шеи налилась краснотой — препарат уже начал своё действие. Глаз Химика судорожно заметался по сторонам. Грудная клетка его стала быстро вздыматься и опускаться.

— Да, — негромко сказала я, кивая и не сводя с него взгляда. Своё поверженное, мокрое от крови плечо я теперь зажимала рукой. — Ты получил свою разработку. И… можешь не сообщать мне ничего из того, что сейчас увидишь.