Ограниченная территория

— Тим вполне может работать и за идею. А дурью маяться — совершенно бесплатно, — муж забрал у меня чашку. — Ты думаешь, я за тебя не боюсь? Об увольнении поэтому я тоже подумывал — но не знал, как тебе сказать, чтоб не пугать. Вот как теперь получилось — мы просто пугаем друг друга.

Я услышала, что Антон засмеялся.

— Если мы уйдём с работы, Марго и Тим, конечно, не сочтут это за предательство, но…

— Но мы оба чертовски высокоморальны и просто казним себя сами.

— Так и есть, — вздохнула я. — Они нам как родные. А родных бросать в беде не положено. Даже если они могут за себя постоять.

— Хорошо, что ты об этом упомянула. Мы ведь тоже не совсем беспомощные. К тому же я буду осторожен. И ты тоже. Кто бы ни были эти злодеи — им с большей вероятностью нужно, чтобы всё походило на несчастный случай. На явное убийство они не пойдут. А там посмотрим, что будет. Катюша, давай… давай пока просто жить дальше.

Он вновь пригладил мои волосы. Как всё-таки Антон любил это делать!

А я любила его.

— Я тут подумал… Когда мы всё это переживём, нам в старости, по крайней мере, будет, что вспомнить.

Лёгкий вздох над моим ухом свидетельствовал о его ободряющей и выражающей бесконечную любовь улыбке. Закрыв глаза, я почувствовала, как уголки моих губ поразительно легко тоже поднялись вверх. Я была уверена, что Антон это понял так же, как и я, уловив мельчайшее движение воздуха.

После этого разговора мы с мужем, обнявшись, быстро заснули. Больше ни в ту ночь, ни в эту кошмары меня не беспокоили — хотя и нельзя сказать, что дальнейший мой сон был полностью спокойным. То же самоеможно было говорить и о моём настроении. В том числе сегодняшнем — я так и не могла до конца полностью раствориться в атмосфере праздника.

Подумав, что стоять у крыльца и заниматься самонакручиванием, пока все чем-то заняты, — не лучшее дело, я развернулась и направилась в дом. Возможно, кому-нибудь чем-нибудь нужно помочь.

Я поднялась по ступенькам, вошла в дверь — и едва не столкнулась с направляющимся к выходу Марго и Валей. Оба несли в руках по два блюдца: У первой на них были булочки-синнабоны, как я узнала, собственного «фирменного» изготовления; а у второго — хот-доги.

— Оу. Вам придержать дверь?

Подождав, пока рассыпавшаяся в благодарностях парочка пройдёт, я зашла в дом и оказалась в помещении, служившем одновременно и прихожей, и кухней. В правой его части тянулся длинный кухонный стол, заставленный продуктами. За ним стояла дама и разворачивала пакет с очередной порцией закусок.

— Здравствуйте. Вам нужно чем-нибудь помочь?

Мама Вали, Инна Алексеевна Малькова, была примерно ровесницей Гаврилюка, а по росту на полголовы ниже меня. Её фигура была чуть располневшей, но всё же более-менее сохранившейся, а чёрное деловое платье ещё и визуально стройнило. В ушах у Инны Алексеевны сверкали золотые серьги-кольца. Идеально уложенные, короткие (отросшие чуть ниже ушей) волосы были покрашены в платиновый блонд. Такую прическу явно не могли соорудить в дешёвой парикмахерской. Дорогим и качественным смотрелся также и макияж нейтральных тонов. Морщин у женщины тоже было мало, что, помимо хорошей пудры и тонального крема, говорило о профессиональном уходе за кожей и салонах красоты. За прямоугольными очками в чёрной оправе скрывались ярко-голубые, несмотря на возраст, глаза — такие же, как у её единственного сына. У меня промелькнула мысль, что такая леди совсем не вписывается в антураж дачи — гораздо органичнее она смотрелась бы, как в прошлом году, в дорогом ресторане. И сервисом заниматься самой ей тоже не шло — подобных людей всегда окружают официанты.

— Мне неудобно вас о чём-то просить, Екатерина Семёновна. Вы и ваш муж, а ещё эта чудесная девушка Маргарита и так, я слышала, настояли на организации праздника для моего мальчика, — голос у женщины был мелодичный и звонкий — нехарактерный для человека «в годах».

Мне вдруг подумалось, что в молодости Инна Алексеевна могла похвастаться сногсшибательной красотой. Но замужем, насколько я понимала, мать Вали никогда не была. Родив сына от какого-то обеспеченного любовника, она до самой его смерти получала от него деньги.

— Ну… — я не нашлась, что ответить. — В общем, да. Но это обычное дело — Валя наш коллега, и мы все его уважаем, — произнеся последнее слово, я отогнала воспоминания о «памперсах» и постоянно недовольном при виде старшего лаборанта биохимии Антоне.

— Я рада, что мальчик мой не теряется в обществе. Вы знаете, на самом деле он у меня очень ранимый, хоть этого и не показывает. Скрытный — не хочет, чтоб кто-то лез к нему в душу — даже я, его мать. Не любит внимание. Ему комфортно в тени. Иногда дело в этом даже доходит до крайности… Но он бескорыстный. Честный.

— Да, Валя хороший, — улыбнулась я.

— Он тоже прекрасно о вас отзывался. Сынок делится со мной немногим, но вас он хвалит постоянно.

Я почувствовала ещё большую неловкость. Чёрт — того и гляди, мать Вали начнёт играть роль сватьи. Только этого не хватало.