Ограниченная территория

Понимая, что уже пьяна, я, высморкавшись, подобралась к комоду и начала выдвигать ящики один за другим, осматривая и сортируя содержимое. Когда я заглянула в последний, новая волна боли — сильнее, чем все предыдущие за сегодня — ударила, разлившись по всем сосудам моего организма. С трясущимися руками я достала старый магнитофон Антона «Phillips», который подарил ему отец. Несколько лет назад, в начале двухтысячных, он считался очень крутым — чуть ли не самой лучшей в стране моделью. Я помнила, как Антон привёз его в общагу и как радостный Тим периодически «заимствовал» магнитофон у друга для проведения тусовок — порою без разрешения, и Антон, если узнавал, потом на него орал. Там, сбоку, осталась царапина — однажды Тим уронил на него тумбочку и потом умолял меня не выдавать его. Тогда я впервые убедилась на практике, каким крепким был корпус магнитофона. Большинство его собратьев сломались бы под весом шестидесятикиллограммового деревянного сооружения, да ещё и рухнувшего с размаху — а этот едва пострадал.

По щеке скатилась слеза. Теперь я начала жалеть, что решилась разбирать вещи мужа одна. Но было поздно что-то менять.

За магнитофоном обнаружился старый по виду фотоальбом. Решив, что хуже уже не будет, я достала его, присела с ним на кровать и раскрыла. По мере того, как я листала картонные страницы, передо мной мелькал калейдоскоп фотографий, на которых мой муж был запечатлён в разные периоды жизни. Детских фото попалось не так много. Вот Антон, счастливый мальчуган-дошкольник, сидит с родителями перед именинным тортом. На губах у всех сверкают улыбки, а перед мальчиком горят свечи — пять или шесть. Вот он первоклассник, гордо сжимающий в одной руке букет, а в другой — руку мамы. В молодости моя покойная свекровь Алевтина Марковна носила стижку-боб и классические костюмы. Но с сыном, как и всегда, имела неизменные сходства в виде больших светло-карих глаз, густых волос каштанового оттенка, аккуратных черт лица и доброй улыбки… Далее шли фотографии, запечатлевшие его в более старших классах, в футбольной форме, с командой, дома с братьями и родителями. Потом — выпускник и студент. Снова выпускник, только уже вуза. Наша с ним свадьба. Снимки, на которых мы молодые счастливые муж и жена, полные надежд на долгую совместную жизнь.

В горле встал ком. Грудь сдавило. Всхлипнув, я перевернула страницы дальше и наткнулась на фото Антона и Тима, сделанное примерно через год после того, как мы поженились — значит там им лет по двадцать семь. Мой муж тогда обладал более худым лицом и фигурой, а у Тима вовсе не было видимых отличий от нынешнего себя: то же крупное телосложение, небритость с подобием бородки, которую он так и не научился делать, и буйно вьющиеся волосы. Оба — в спектральных очках. Вроде это было на развлекательной программе какой-то ярмарки; праздничная обстановка на заднем фоне тоже указывала на это. На первом фото друзья, довольно улыбаясь, просто сидели вместе и смотрели в камеру, а на других — отчаянно кривлялись. Помимо выражений лиц, менялось и расположение их самих. Где-то они, согнув руки в локтях, «по братски» соединяют ладони в один общий кулак. В другом месте делают вид, что борются. Ещё в одном — смеются, сгибаясь пополам так, что казалось, будто вот-вот окажутся на полу.

На неподвижное, навечно застывшее в улыбке лицо Антона упала прозрачная капля. Миг — и другая такая же закрыла собой запечатлённый за его спиной воздушный шарик. Изображение начало расплываться перед глазами.

Мои плечи вздрагивали. Отложив альбом, я быстро начала ощупывать пространство кровати вокруг себя: где-то здесь я оставила очередной платок. Когда я его нашла, то оказалось, он лежал на шуршащем пакете. Непонятно зачем, я потянула его к себе и разорвала. На коленях у меня оказалось мягкое шерстяное изделие.

Взяв его и вытянув перед собой, я моментально узнала, что это. Свитер, который я когда-то связала Антону из синих, красных, белых и чёрных шерстяных нитей. Синие составляли основу. Остальные ушли на изображение футбольного мяча в середине груди — того, что смотрел сейчас прямо на меня, напоминая о том, как в тот роковой день, во время игры, муж повернулся ко мне с абсолютно счастливым лицом. Незадолго до смерти он был счастлив.

И тут, без всякого предупреждения, на меня обрушилась горькая правда: Антон действительно мёртв. Его больше нет.

Только теперь я полностью поняла, что до этого момента не могла до конца воспринимать это реальным. Несмотря на то, что видела его гибель и присутствовала на похоронах, сидя рядом с гробом и смотря на его тело, какая-то часть моей души отказывалась принимать увиденное, неистово пытаясь убедить меня в том, что это какая-то ошибка. Сон, изменение сознания, идиотский спектакль — всё, что угодно, но Антон не мог умереть на самом деле. Даже сегодня, разбирая вещи, я мечтала, что вот сейчас мой муж зайдёт, как обычно, в спальню, глянет на меня с тёплой и родной улыбкой, и скажет: Хомячок, неужели ты поверила всем? Я ведь обещал, что со мной ничего не случится. Как же я мог бы тебя оставить?