– Я с-с-столько таких слов з-з-знаю, м-могу тебя п-п-поучить, – девчонка смотрела на него печальным взглядом пожившего взрослого человека.
– Ну ты даешь. Что ж за люди тебя растили? Короче, тычет он мне в нос какой-то бумажкой и говорит, что дал взятку какой-то паспортистке и меня из квартиры выписали и к его отцу сумасшедшему, что где-то в деревне живет (даже не видел его никогда), прописали. Так что я могу теперь направляться прямо к этой едрене-фене, то есть в деревню, а он здесь с «любимой Ниночкой» жить будет. Ну, я офигел, конечно, ушел, а ночью им дверь поджег. Хорошо так поджег, продуманно, быстро не потушить. Они чуть не угорели, в последний момент из окна выпрыгнули. Отец, по-моему, поломался сильно, в больнице долго лежал, тетка его только ногу сломала. Квартира сгорела дотла, я потом приходил смотреть. Только тогда меня и отпустило. Даже когда еще горело все, отпустило, я за киоском стоял, смотрел. Ни о чем не жалею. Вот только этажом выше чуть дети не угорели, чудом спасли. Это жесть, конечно, виноват я, не хотел. Меня подозревали – я ж известный поджигатель, но у меня железное алиби было, а у них доказательств никаких. Отец, как из больницы вышел, из города уехал. Не знаю, жив ли. Надеюсь, сдох, собака.
Ты как, согрелась? Может, спать пойдешь?
– Не-а, п-п-подожду Каланчу с Очк-к-кариком.
– Ну да, твоя Каланча – клевая, что ни говори. Я ведь ее еще девчонкой запомнил. Наверное, они тогда только создали волейбольную команду, много там красивых девчонок было, а потом вымахали все. Все как каланчи стали, но почему-то так называли только ее. Может, потому что тоненькая, а другие волейболистки крупные такие стали, «в теле», наши девчонки, из легкой атлетики, поприятнее будут. Но я все равно ее замечал: она – особенная, не такая, как все, отдельная какая-то, себе на уме. Я люблю таких. Поэтому она сейчас где? Пацана спасает. А остальные дуры где? Отправились за лучшей жизнью. Потому что команда командой, а голову на плечах надо иметь, так ведь?
Совет решили все-таки провести в доме. Несмотря на то что Очкарику стало лучше, он был еще очень слаб – пил, потел, спал, снова пил. Каланча поспала всего пару-тройку часов. Утром нужно было все равно вставать, топить остывшую печь, варить кашу, ставить чайник. Очкарика оставили спать на диване, только ему он и был по размеру.
Дети пробудились довольно рано. Толстый пошел собирать яблоки, девочки тихо щебетали на кухне. Псих отчаянно сопел и возился, не в состоянии освободиться из платка, хотел в туалет, а сказать не мог. Она поднялась с кровати, с трудом продирая глаза, размотала платок, мальчишка опрометью побежал во двор. Каланча натянула носки, накинула рубаху и пошла посмотреть, как там Очкарик.
Солнце снова щедро заливало гостиную. Светлая мебель и солидный книжный шкаф, полный сокровищ, настраивали на спокойный лад, напоминали о прежних временах, когда мир еще был достаточно хорош для всех и не нуждался в улучшении.
Очкарик спал, голова его взмокла, и майка тоже была мокрой. Он лежал на боку, спина частично вылезла из-под одеяла, перебинтованная нога вообще торчала наружу, напоминая ей об ужасах этой ночи. Каланча прикоснулась к маленькой ступне – холодная. Надо срочно его переодеть, а то таким мокрым он снова простудится. Она вернулась в спальню, нашла его рюкзачок – неприметный, темно-серый, без картинок и навешенных брелочков, как обычно любят дети. Заодно нашла и очки, нужно будет положить их рядом с диваном. Трудно, наверное, проснуться и видеть мир размытым. Пожалуй, стоит поменять ему простыню, наверняка тоже мокрая.
Каланча решила поискать свежее белье в ящиках старого комода. В первом оказались документы. Закрыла, проверила остальные. Нитки, пуговицы, обрезки ткани – это пока без надобности. Вот полотенца, простыни, наволочки, аккуратно сложенные, отглаженные, пахнущие свежестью, баней и чем-то детским. То, что нужно! Придет Белая, подержит мальчика, и они перестелют ему простыни, да и наволочку нужно поменять. И вообще, ребятам можно будет постелить нормально. Она почти автоматически снова открыла первый ящик. Старые счета, вырезки из газет, какие-то договоры… Вот что привлекло ее внимание – пачка писем. Просмотрела – обмерла: все они были адресованы Забельман Софье Абрамовне. Удивительно! И здесь ее спасает «клуб великосветских старушек»! Вот почему столько книг… Та самая Софья Абрамовна! Интересно, необычайно интересно, что из всех домов она выбрала именно этот. Каланча отложила письма. Пора умываться и готовить детям завтрак.
Белая с Малышом и Гиком приехали ближе к обеду. Отродье поставил машину во дворе своего дома и крепко закрыл ворота. Они с Хулиганом во многом поэтому и выбрали этот двор: в него отлично входил угнанный черный внедорожник. Отродье в детстве о таком даже не мечтал: столько лет просто грезил машиной, хоть какой-нибудь. Но в его детстве даже игрушечных машинок не было.