Огромный. Злой. Зеленый

Та легко открылась, оказавшись не запертой вовсе, нас окутало шлейфом запахов и звуков, чего-то цветочного вперемешку с жареным мясом. Негромко играла инструментальная оркестровая музыка. Классика.

— Дитрих! Ну наконец ты приехал! — нам навстречу величественно выплыла длинноногая роскошная женщина в платье, которое больше подошло бы званому благотворительному вечеру среди элит и аристократов, чем этой встрече в богом забытом доме на краю мира.

На голове незнакомки росла копна ярких, явно крашеных рыжих волос, на лице застыло выражение строгости и достоинства. Но самым примечательным в ней было не это, а чуть блестящая в холодном электрическом свете зеленая кожа. Из-за нее возраст женщины определить было невозможно. Точно старше меня, но вот насколько? На пять лет? На десять? На пятьдесят?

— Доброе утро, мама. — Теперь, кажется, у Дита не только зубы заболели, но и живот, скрутило спину, а также обострились все хронические болячки разом.

— Доброе утро, Агата Эдуардовна, — вошедший последним Альберт вытянулся по стойке смирно.

— Здравствуйте, — на всякий случай поздоровалась, не дожидаясь, пока меня представят.

Мама — это ведь не плохо? С бабушкой сдюжили, и с мамой совладаем, ведь так?

— Так, — вздернула нос родительница. — Мыть руки и садиться кушать. Позавтракаем, все будут сытые спокойные. Тогда и поговорим. Меньше шансов, что кто-нибудь кого-нибудь захочет выбросить в окно.

— Это вообще-то моя квартира, — тихо, но весомо парировал Дит.

— Ты знаешь, что бы я на такое сказала твоему отцу? У нас нет ничего твоего и моего. Всё общее. Так что нечего мне тут выпендриваться.

— Мама, я не отец.

— Попререкайся еще с матерью! — отрезала женщина и, развернувшись, скрылась в одной из комнат.

Дит снова вздохнул, казалось, вся тяжесть мира свалилась на его плечи.

— Вы тут пока раздевайтесь. Я с ней поговорю.

— Может, сначала позавтракать? — опасливо предложил Альберт, судя по всему, он действительно переживал, что иначе в результате разговора кого-нибудь отправят в окно. И по тому, как он поглядывал в сторону ушедшей Агаты Эдуардовны, этим кем-то почти наверняка была не мать Дита.

Орк ничего не ответил, оставил нас с близнецом одних в коридоре, плотно прикрыл за собой дверь.

— Ну нафиг. Я с этими двумя рядом в одной квартире не останусь, — выдал вдруг Альберт, но при этом с места не сдвинулся.

Я удивленно вглядывалась в близнеца, вдруг наконец осознав, как Дит их различает.

Выражение лица почти неуловимо изменилось, залом бровей стал сильнее, кончики губ опустились, подбородок стал напряженным, словно мужчина с силой сжимал челюсть.

Они просто поменялись местами.

Обалдеть.

— Алексей? — с интересом спросила я и угадала.

Помощник Дитриха кивнул.

— Ничего себе. Вы умеете перемещаться между телами, — я присвистнула, осознавая, как это, должно быть, классно.

Ты можешь за секунду оказаться в другом месте, в другом городе, даже стране. Вот почему я никогда не видела близнецов вместе. Им не выгодно находиться рядом, зато в нужную минуту они могут занять место друг друга.

— Ничего особенного в этом нет, — отмахнулся Алексей.

Ну да, для него это было естественно.

— Может, поговорим? Про то, что я видела… и где я находилась, — ударила указательным пальцем по своему виску.

Мысль о путешествии в голову близнецов не давала покоя. Мне определенно нужно обсудить с ними, как это произошло. Может быть, эта троица умеет расширять сознание и добавлять в него новых участников? Вдруг у них единая сеть общего пользования — и любой желающий может стать её частью?

Хотя нет. Исключено. Я видела шок в глазах Алексея. Он явно не ожидал, что такое может случиться.

— Поговорим. Определенно. Но не сейчас, — невесело хмыкнул Алексей. — Нам бы сейчас семейный завтрак пережить.

— Пережить?.. Что-то не так с матерью Дитриха? Мне нужно её опасаться?

— Нет-нет, опасаться незачем, — ухмылка на его губах стала шире и неестественнее. — У Дитриха очень, м-м-м, современная матушка. За своих сыновей она готова глотки драть. В прямом смысле слова. Просто у них похожие характеры. Сама понимаешь, чем чревато, когда встречаются два упрямца.

Он сделал руками жест, будто что-то взорвалось. Что ж, мне это знакомо. Мы с мамой если ссорились, то тоже насмерть, до хрипоты.

Правда, за тем исключением, что моя мама редко скандалила. Она считала выше своего достоинства повышать голос. Ей было достаточно сказать тихо-тихо, но тем самым особым властным голосом, чтобы мне захотелось спрятаться в скорлупе, забраться поглубже и никогда оттуда не вылезать. Впрочем, именно это день за днем добавляло в меня непокорства и нежелания подчиняться. Я терпела, кивала, соглашалась, а сама всё сильнее злилась. На себя. На маму. На собственную покорность и неумение сказать твердое «нет».

В итоге редкие споры перерастали в настоящие перепалки.

А потом я вообще решила сломать все её планы, лишившись невинности с первым встречным.

— Разделись? — мать Дитриха грациозно выплыла из комнаты. — Пойдемте. Завтрак стынет.