Огрызки эпох

Волшебные искры окружили сухое тело Кощея. Оно стало наполняться влагой, приобретать живые человеческие черты. Спина выпрямилась; кожа натянулась. Сердце застучало сперва тихо, затем все громче. Легкие расправились, вбирая воздух. Глаза приобрели темно — карий цвет, обросли веками и ресницами. Брови и борода потемнели и загустели, на висках проклюнулись русые волосы. Нос стал широким и длинным. Под выросшими усами оформились темно — розовые губы.

Высокий мужчина лет сорока урывочно ощупал лицо. Его белые зубы мелькнули в улыбке недоумения.

— А вот и угощение к праздничному застолью, — я спрыгнул с сундука и оскалился.

Нечаянно освобожденный от проклятия Кощей испуганно закричал. Прихватив со стены факел для освещения дороги, он бросился наутек из пещеры.

Я открыл сундук и медленно погладил гору драгоценной посуды, украшений и монет. Искушение росло во мне удушающей лианой, и ему не хотелось противостоять. Но прежде чем уступить соблазну, мне следовало совершить несколько важных дел.

За полчаса до восхода новой луны я вручил диадему эльфийской принцессе. Семнадцатилетняя красавица с блестящими локонами, похожими на выбеленный лен, в восторге кинулась мне на шею, и я снова почувствовал себя полноправным жильцом волшебного заповедника.

Пригласив Лаврентия и Лейлу в сокровищницу, я откинул крышку сундука. Пока они пребывали в удивленно — восторженном безмолвии, ослепленные драгоценным блеском, я развернул перед их носами украденный из библиотеки старый номер «Биржевых ведомостей».

— Поглядите, друзья, — я ткнул указательным пальцем в изображение длинного кирпичного здания с чрезвычайно маленькими и узкими окнами. — Знаете ли вы, что означает сия литография на бумаге? Нет?.. Не стану томить. Она символизирует целое море крови. Это колбасная фабрика, любезные. На богатства из сундука мы построим точно такую же фабрику в Волочаровске, и нам больше никогда не придется голодать.

— Все ты, Тишка, о еде толкуешь, — Лаврентий потянул на себя край газеты. — Впрочем, сегодня ты говоришь умно. Море крови нам, определенно, пригодится. А к нему приложить бы домик мудреной архитектуры, и садик с цветущей черешней.

— И рычащих мраморных львов посадить на крыльцо, — я продолжил его мечты.

— Никаких львов, — дернулся Лаврентий, представив гуляющих в саду мантикор. — Для меня что львы, что собаки… Не люблю, одним словом. Пускай по лесу бегают твои львы.

— Я павлинов хочу, — обвешавшись браслетами, ожерельями и цепочками, Лейла затанцевала с турецкой вазой.

— Они гадко кричат на заре, — Лаврентий был непреклонен. — Пускай только посмеют клювы распахнуть — съем я твоих павлинов.

— Ты — настоящий герой, Тишка! — Лейла обвила мою шею золотой цепочкой.

Я покружил ее в танце и передал Лаврентию. Потом мы втроем, обнимаясь, запрыгали возле сокровища, будто спортсмены победившей на соревнованиях команды.

Петр Иванович Дубов обладал удивительным характером, действовавшим по принципу незатейливого механизма. Любые известия он принимал без внешнего выражения чувств.

Этого долговязый, неизменно вытянутый в идеальной осанке человек был похож на капитана кругосветного парохода. Он считался поклонником германской военной системы, любителем скачек, гимнастики и пеших прогулок. Если иногда замечалась улыбка на его окаймленном круглой бородой лице, то она не означала ничего определенного: ни горя, ни радости, ни одобрения, ни осуждения. Она будто была следствием краткого расслабления пружин в его железной голове.

Одетый в серый шерстяной костюм Петр Иванович пыхтел индийской трубкой, сидя в буковом кресле за письменным столом. Мы с Лаврентием, вытянувшись перед ним оловянными солдатиками, чуть ли ни хором убеждали его принять выгодное предложение. Я упомянул и о пользе хорошего питания для растущего организма, и о прибыльности вложения капитала в фабричное дело. Конечно, я не забыл приукрасить достоинства жениха, пропустив роман с царицей и подчеркнув обучение под кураторством Ломоносова.

— Не затруднительно ли для вас помолчать, балаболки? — Дубов постучал по столу выкуренной трубкой и опустил ее на нефритовую подставку в форме рогов оленя. — Ей — ей, я не слыхал, чтобы среди вампиров попадались несмолкающие тарахтелки… Дайте подумать… — он пожевал дужку снятых очков, заводя мыслительный механизм. — Колбасная фабрика в Волочаровске, и впрямь — дело нужное. Развитие индустрии поощряется государством. Да, это неплохое предложение. И найденный вами клад… это тоже, стало быть, хорошо… А внук — вампиренок… это, понимаете ли, господа, не очень хорошо, по моему представлению… Хотя, если оценить по системе плюсов и минусов, так сказать… оно… может быть и ничего… не так плохо. Он в холода не озябнет, и корь не подхватит с простудой… И не родится рябым, и няньке с ним будет мало хлопот… Угу, плюсы перевешивают, как видно… — Дубов вопросительно обвел нас рукой. — Так кто из вас двоих отец моего внука?

— Он! — я ткнул пальцем в бок Лаврентия.