Огрызки эпох

— Теперь сходимся, — обозначил он начало дуэли за Елену Павловну, так никем и не съеденную.

И, выхватив осиновый кинжал с серебряной рукоятью, прыгнул на меня. Я увернуться не успел, но сумел задержать его руку. Для этого пришлось выронить свое жалкое оружие. Поднатужившись, я почти безболезненно отцепил от своего плеча его левую руку и отбросил его шага на три. Не успел я встать на ноги, как Владимир зачем-то взлетел на опору моста и повис надо мной, цепляясь всеми четырьмя конечностями за выемки в полукруге свода. Я понимал, что при самом неудержимом желании не смогу туда закорячиться, да мне, если честно, этого и не хотелось. На тот момент я не мог решить, как себя вести дальше. Побегу прочь — он мне на спину сиганет и вопьется в шею. На месте останусь — он, чего доброго, свалится на голову.

Когда Владимир догадался, что даже за обещание полцарства и женитьбы на прекрасной царевне я не полезу на мост, он спрыгнул вниз — не на меня, на камни. И снова полетел ко мне, но я готов был к нападению. Завалившись на спину, я лягнул его обеими ногами. Куда попал — не видел, но летел он высоко и далеко. С раскидистым фонтаном водных брызг Владимир шлепнулся на середину реки. Обыкновенных для такого представления возгласов зевак я не услышал — праздные гуляки разошлись по домам с наступлением темноты.

Я изо всех сил помчался вверх, к дороге. Мокрый, облепленный тиной Владимир догнал меня на опустевшей аллее. Я сбил его с толку резким разворотом, свалил его ударом локтя в бок, и выбежал на мост. На другом берегу виднелся спасительный лес. Я коротко взвизгнул, призывая на помощь стаю.

Трусившая навстречу ямская рыжая лошадь испугалась моего визга и понесла. Ямщик испугался не меньше, и когда я попытался забраться в его бричку, стал охаживать меня хлыстом. Он принял нас с соперником за разбойников. Владимиру, прицепившемуся к повозке сбоку, тоже хорошо досталось. Потом мужик бесцеремонно спихнул меня с брички, а Владимир спрыгнул сам.

Так мы оказались лежащими в пыли на дороге. Можно было на том и закончить дуэль, только моего неугомонного сородича не устраивала ничья. Мне пришлось снова удирать от него. Он бегал быстрее, и поймал меня за ноги, когда я пытался спрыгнуть с моста в реку. Мы боролись, царапались и кусались, повиснув на кованом ограждении, изображавшем китов и грифонов. И, сильнее вцепившись друг в друга, чем в ограду моста, улетели вниз. У Владимира хватило ума не атаковать меня в воде, или он плохо плавал. Дуэль продолжилась на суше. Мы прыгали на четвереньках, пытаясь найти брешь в обороне. Владимир скакал будто шустрая лягушка, а я слегка подпрыгивал и полз, скребя животом землю, как неуклюжая грузная жаба.

Когда соперник повалил меня на отмель, приложив до крови головой о камень, я начал прощаться с жизнью. Но азарт подавил страх, вселил в меня желание сопротивляться до последнего вздоха. Вложив всю оставшуюся силу в этот удар, я выбил осиновый кол из руки Владимира, столкнул его с себя и придавил к каменистому берегу всей своей тяжестью. Он попытался воспользоваться пистолетом, но не успел спустить курок. Подхватив упавший на песчаную прогалину кол, я механически вогнал его по самую рукоять в грудь противника, пронзил его бешено колотившееся сердце. Стук жизни внутри него оборвался. Молодой вампир застыл в последнем испуге — с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Некоторое время я смотрел на него, осмысливая произошедшее. Я не мог равнодушно встать и уйти. Мне было жаль, что наша встреча закончилась именно так. Все могло пойти иначе, если бы я придерживался вампирских правил. Нет… Если я не поддался слепой жажде мести.

Я мог бы пойти с ним, присоединиться к его стае… Почему я не уступил ему сразу? Зачем перечил?

Стыд — жгучий, отрезвляющий, как огуречный рассол при похмелье, поглотил все мои размышления.

Заметив бумажку, торчащую из кармана брюк Владимира, я вытащил ее и попытался разобрать размытые водой каракули. На бумаге отчетливо просматривалась гербовая печать Седьмого отдела императорской канцелярии. Я прочел имя и фамилию сотрудника «Владимир Мелихеев», а отчества и воинского звания не разобрал.

«Упырь служил в конторе охотников. Возможно ли такое? Матушка дорогая», — я попятился на четвереньках от остывающего трупа. — «Так он был приставлен для охраны к падчерице Бенкендорфа!»

— С-с-скорей, с-скорей, Тихон, пос-спеш-ши, — с реки донеслось знакомое шипение.

За мной приплыла Яна.

Для вылазки она оделась нищенкой, убрала золотистые локоны под черный рваный платок. Не выходя на берег, она позвала меня жестом, и я вошел за ней в воду.

— Барчонок пс-са убил, пс-са убил, пс-са убил, — визжала Яна, прыгая вокруг костра перед удивленной стаей. — Я видала все с-сама. И о том с-свидетельс-ствую.

— Я прихлопнул не перевертного волка, а упыря, такого, как мы, — возразил я, согревая руки у огня.

— Мы зовем пс-сами не перевертыш-шей, а пр-редателей, — объяснила Яна. — К людиш-шкам переметнувш-шихся. За бочки с-скотской крови продавш-шихся.