Огрызки эпох

Ветер утопил меня в запахе ее духов, основой которых парфюмер выбрал ароматические масла розы и камелии. Я задержал дыхание.

— Вы странно изменились, Тихон, — заметила Елена.

Ее слова меня встревожили.

— Вы много курите? — предположила она.

Мы вошли в безветренную аллею парка, и мне стало легче дышать.

— Я, как и прежде, вовсе не курю, — я кашлянул, сбивая грубость голоса. — Простыл немного. В дороге просквозило.

— Думала, что вы вернетесь из деревни смуглым, как арап. А вы, мне кажется, еще бледнее стали, чем были в городе дождей, — Елена удивленно всматривалась в мое лицо.

— Дни напролет сидел в усадьбе, в кабинете, в добровольном заточении, не видя света белого. Три тома настрочил по философии… И тянет на полпуда каждый том, — нашел я отговорку.

— Геройство ваше поразительно, Тихон, — намеченная жертва призадумалась.

Я тоже задумался — над тем, как побыстрее и поудобнее (для меня, конечно, а не для нее) укусить Елену. В отличие от шеи косули или оленихи, шея человеческой женщины была средоточием жесточайших ароматов, он которых у меня перехватывало дыхание, сводило зубы, и в горле возникал неудобный для питания ком. К тому же эту нежную уязвимую шею надежно защищал от моих клыков голубой шелковый шарфик, надушенный еще беспощаднее, чем ее кожа.

— Прошу вас, подарите мне на память ваш воздушный шарф, — убедившись, что на аллее мы одни, я встал перед жертвой, протянув к ней руки и чуть пригнув колено. — Оно поможет мне придумать восхитительные стихи, убережет от скуки.

— Я бы с радостью, но шарф подарен мужем, — Елена подергала шарфик за бахрому, и я громко чихнул дважды.

— Будьте здоровы, Тихон.

— Как надоела мне простуда. Скорей бы от нее избавиться, — проскрипел я.

От невыносимой жажды крови мой голос стал еще грубее.

Река плескалась совсем близко, и я поманил Елену на спускавшуюся к берегу дорожку.

— Эспер и так считает, что обделен моей любовью, — рассуждала вслух неприступная добыча, спускаясь к реке. — Он шарф из Франции привез, в подарок к первой годовщине свадьбы. Обижен будет страшно, ежели скажу, что потеряла шарф. Но ради вас переживу еще одну его обиду. Держите. Я дарю на память.

Подскочив сзади, Елена накинула шарф мне на шею. Я сорвал его непочтительным броском руки, не дыша.

Мы вышли к достаточно широкой для судоходства речке, через которую был построен каменный мост венецианской архитектуры. Глухая тень под опорами моста представилась мне уютным трактиром.

— Простите мне единственный, и ни к чему вас не обязывающий поцелуй? — спросил я, уводя Елену в тень моста по скользким камням.

Она была в перчатках, и не чувствовала холода моей руки. Остановив доверчивую женщину, я повернулся к ней.

«Приятного аппетита, дорогой Тихон Игнатьевич».

— Ну разумеется, прощу. Он даже будет мне приятен, — Елена смущенно улыбнулась под моим алчным взглядом.

«Я в этом не уверен, но зато приятно будет мне», — подумал я.

Последний вздох — ее и мой, последние сомнения, искры совести… В моем воображении зловещий виселичный скрип, печальное лицо Рылеева, коварная ухмылка Бенкендорфа, и долгожданная вкусная кровь, сочащаяся в горло — все смешалось. «Она не виновата!» — будто бы воскликнул кто — то невидимый. «Но страдать — то будет он, палач», — возразил я.

И склонился к Елене, готовый зажать ее рот рукой и впиться в пульсирующую жилку на шее.

— Неловко отвлекать от жизненно важного занятия, господин, но я вас разлучу с предметом страсти.

Обернувшись на голос, я обомлел. Под мостом шагах в пяти от меня стоял холеный вампир, одетый как Евгений Онегин, только без шляпы.

Выглядел он примерно на двадцать лет, и по запаху был еще молод. От неожиданности я выпустил жертву из рук.

Елена поднялась по склону и оказалась в зоне видимости проходивших по мосту людей.

— Уходите, сударь. Это не ваша добыча, — сдавленно прошептал я, сверля незнакомца неприветливым взглядом.

— Но и не ваша, — дерзко усмехнулся вампир, незаметно для взволнованной женщины показывая мне правый клык.

Его рука скользнула под распахнутый сюртук и легла на пистолет, прикрепленный к поясу.

«Чем он стрелять собрался? Щепками осины?»

Однако безоружным быть еще хуже.

— В чем дело, Владимир? Что вы себе позволяете? — возмутилась Елена. — Тихон — мой столичный знакомый.

«Владимир… Так у здешних упырей принято знакомиться с добычей заранее, умасливать ее баснями несколько вечеров подряд, прежде чем съесть? Странный обычай!»

В мгновение ока местный вампир подскочил к Елене. Я непременно попытался бы вернуть свою жертву, если бы пожилая пара не решила посмотреть, плавают ли в реке утки. На людях вампирам нужно вести себя прилично.

— Елена Павловна, он — опасный мятежник, присланный сюда, чтобы убить вас, — зашептал Владимир в ухо женщины. — Прошу вас, бегите отсюда. Наймите извозчика и уезжайте.

— Без вас я не поеду, Володя, — испуганно вздохнула она.

Старички удалились, не заметив уток. На нас они не обратили внимания.

— Бегите, Елена! — настаивал мой соперник в борьбе за ужин.

— А вы?

— За меня не волнуйтесь. Я приеду позже. Идите, прошу.