Oh, Boy!

– Я очень обеспокоен состоянием Симеона, – начал он без предисловий. – Лечение продолжается уже три недели, а улучшения нет. Мы с Жоффре посоветовались и решили сменить метод.

– Вот как? – отозвался Барт, сердце у которого тревожно сжалось.

– Да. Беда в том, что у Симеона опасный дефицит тромбоцитов, и велик риск геморрагии, – продолжал Мойвуазен на медицинском жаргоне, который обезличивает боль. – При таком положении дел мы не можем двигаться дальше.

– Не можете?

– Нет.

Мойвуазен взял со стола очки и, как и в первый раз, оценивающе посмотрел на Барта. С нескрываемым неудовольствием.

– Вы, я полагаю, часто меняете партнеров?

– Партнеров? – эхом повторил Барт, гадая, не снится ли это ему.

– Вы поняли мой вопрос?

– Да-да. Нет. Да, понял. Нет, не часто… ну, не так часто.

Барт ждал хоть какого-нибудь знака одобрения со стороны Мойвуазена. Губы профессора непроизвольно дрогнули, что было, скорее, признаком раздражения.

– Эта серьга у вас… как давно вы ее носите? Меньше полугода?

– Да это так, по детской дури. Мне тогда было всего шестнадцать.

– Я не прошу вас оправдываться, – сказал Мойвуазен, которого разговор начинал забавлять. – Заболевания, передающиеся половым путем, у вас когда-нибудь были? На СПИД регулярно проверяетесь? Наркотики употребляете?

Барт, словно оглушенный, только кивал или отрицательно мотал головой. Мойвуазен мысленно делал пометки в своем вопроснике.

– Татуировки в последнее время делали? Нет? Поездок в тропики не совершали? Нет? Сердечные проблемы возникали?

– О, сколько угодно!

– Я имею в виду, в кардиологическом плане.

– А, тогда нет, до этого еще не дошло, – поправился Барт.

– Вы понимаете, почему я задаю вам эти вопросы?

– А я должен что-то понимать?

– Я спрашиваю все это, потому что Симеону необходимо переливание тромбоцитов. Так что нужен донор. Здоровый.

– А, вон что!

– Да.

Как только тот или иной разговор принимал слишком серьезный оборот, у Барта заклинивало мозги. Как если бы он отказывался что-либо понимать. Не подозревая об этой особенности молодого человека, профессор Мойвуазен начал лекцию:

– Во избежание реакции отторжения, донора выбирают по признаку совместимости с реципиентом. Если я пошлю запрос в национальную картотеку доноров, у меня один шанс на шестьдесят тысяч найти подходящего, а если такой и найдется, он может оказаться недосягаем. Шансы найти совместимого донора значительно повышаются, если искать среди родственников. Вы понимаете, почему я в первую очередь обратился к вам?

– Да-да, – пробормотал Барт, совершенно сбитый с толку.

– Если тест на совместимость даст положительный результат, вы, полагаю, согласитесь стать донором?

Бартельми ответил жестом, который можно было истолковать как «без проблем».

– Прекрасно. Благодарю вас, – заключил Мойвуазен, вставая. – Сейчас я позову Эвелину, пойдете с ней, сдадите кровь на анализ.

– Что сдам?

Но Никола уже был за дверью и звал медсестру.

Кровь Барта в двадцать четыре часа проверили на все что только можно и не нашли у него ни герпеса, ни гепатита, ни СПИДа. Более того, можно было подумать, что тут вмешалось само провидение: тесты показали идеальную совместимость с кровью Симеона. Профессор Мойвуазен, в халате нараспашку, руки в карманах, поспешил к Жоффре.

– Мы сможем вытянуть Симеона! – объявил он.

– Есть, однако, небольшая проблема, – охладил его пыл Жоффре при всем своем врожденном оптимизме. – Дело в том, что «Барт» упал в обморок, когда у него брали кровь на анализ. По-видимому, он не выносит вида крови.

Говоря о Бартельми, Жоффре не мог скрыть своего к нему презрения. Мойвуазен нахмурился.

– Это было бы уж слишком глупо, – пробормотал он. – Когда он приходит, в два?

– Педик-то? Да.

Никола хотел было что-то сказать, но только шумно втянул носом воздух.

В два часа Барт прошмыгнул в 117-ю палату, не имея большого желания попадаться на глаза Мойвуазену. Обычно Симеон ждал его, полусидя в постели с подложенными за спину подушками. В этот раз он лежал и дремал с полузакрытыми глазами. Его лицо напоминало посмертную маску. Барт испуганно попятился к двери.

– А, вы уже здесь!

Позади него стоял Мойвуазен.

– Пойдемте, я провожу вас в центр переливания крови. Это тут, рядом.

Барт залепетал было: «Нет-нет, я не могу», но профессор крепко ухватил его за локоть и подтолкнул к кровати.

– Посмотрите на вашего брата, – сказал он, и отпустил Барта, брезгливо убрав руку. – Ну? Не можете, значит?

Мойвуазен понимал, что вышел за рамки профессиональной этики. Но, как говорится в проспектах центральной станции переливания крови, «донорство должно быть глубоко мотивированным даром».

Бартельми покорно последовал за Мойвуазеном. Он, никогда не считавшийся ни с чьим мнением, не хотел выглядеть чудовищем в глазах профессора.

– Только я теряю сознание, – предупредил он. – С этим я ничего не могу поделать.

– Ничего, приведу вас в чувство, – равнодушно отозвался Мойвуазен.

Они вошли в процедурную, где два донора уже сидели в специальных креслах, положив руки на подлокотники. Барт отпрянул назад, но натолкнулся на Мойвуазена.

– Осторожно, не сшибите, – мягко сказал Никола.