Ой, мамочки!

— Вижу, как сейчас, вашу мать. Джеффриз стояла рядом со мной — наживляла булавками сборки на моем платье. Одна из булавок воткнулась в меня. Помните?.. Последняя капля переполняет чашу. И вся эта суета вокруг… Пустая трата времени… и эта женщина, которую держали только… ради того, чтобы доказать, будто у Голливуда тоже есть сердце. На черта ей была нужна моя жалость?! У нее был муж… и дочь.

— И у вас тоже. — Я попыталась встать, но кот не позволил.

Круглые глазки панды вперились в меня.

— Мэри! — Она будто выхаркнула это имя. — Милочка, моя драгоценная дочурка к тому времени уже давно меня ненавидела. И спрашивается, за что? Из-за каких-то глупых обид? Из-за мелких неудобств? У меня была работа, слава, я вела жизнь сексуально активной женщины.

Отчаянно подыскивая, что бы сказать, я проследила за ее взглядом и задрожала: дверь медленно открывалась. Кот встрепенулся и отправился на разведку, я тоже вскочила, открыв рот для прощальной речи, когда… уф, снова ложная тревога.

Пританцовывая, вошла Джеффриз; лицо её сморщилось настолько, что казалось сплошным ртом под белым чепцом.

— Не налетайте на меня, мисс Теола, я тут ни при чем, да и Пипс тоже — хотя он и слег из-за вас с мигренью. — Не обращая на меня внимания, она стремительно, с грацией ходячей метлы, подлетела к хозяйке и, подбоченясь, вскинула острый подбородок. — Даже этот французский граф Монте-Кристо не смог бы достать Мэри Фейт из шляпы, потому что ее здесь нет! Утром она сказала, что пару дней назад разговаривала с преподобным Енохом Гиббонсом и тот пригласил ее на трапезу лечебного голодания и воздержания, аккурат нынче вечером. Вроде бы хочет взять у нее интервью для своей церковной газеты. Под заголовком — "Мученица наших дней".

Держась за спинку кресла, словно за детский ходунок, Теола Фейт обошла его вокруг и плюхнулась на сиденье.

— Вы все с ней заодно, — глухо пробубнила она, глядя прямо перед собой ясными глазами, которые некогда сводили с ума миллионы зрителей. — Но вечно убегать от меня Мэри не удастся. Все молитвы пастора Еноха, вместе взятые, не спасут ее от меня. — Она презрительно скривилась. — Вот уж, наверное, приятно ему будет узнать, что его женушка поселилась со мной в номерах Джимми! Должен же кто-то у меня прибираться…

— Пипс пытался рассказать вам про Мэри. — Джеффриз недовольно переминалась с ноги на ногу. — Он переправил ее на лодке. Она сказала, что Его Преподобие подвезет ее обратно. Что скажете, если я принесу вам чашечку горячего молока, мисс Теола? — Очаровательный оскал почтового ящика согрел бы любое сердце.

Теола Фейт метнула в нее подушку. Гномоподобное личико Джеффриз помрачнело.

— Раз так, я ухожу! — Дверь за карлицей с грохотом захлопнулась.

— Итак, о чем мы говорили? — Улыбка фарфоровой куклы снова вернулась на место. Серебристые локоны кокетливо покачивались. Лишь блеск в глазах выдавал в ней женщину, у которой вырвали из рук добычу. — Ах да, о вашей матушке. Как же мило, что я могу приоткрыть для вас дверь в прошлое, Элли Хаскелл! И все потому, что я была добра к простой танцовщице. Вот как бывает! Она сказала мне, что вас отправили пожить к сумасшедшему дядюшке в мрачный замок на берегу моря. Удивительно, что вы остались живы. И еще более удивительно, что вы не написали обо всем этом в мемуарах.

— Кто бы стал читать? Моя мама ведь не была знаменита.

И снова кукольная улыбка. Теола умолкла. Я же размышляла о броских заголовках, о шоу Фила Донахью с униженными и оскорбленными дочерями, о футболках с надписью «Мамочка-монстр», о книжке в кроваво-красной обложке, о фильме…

Ноги мои погрузились в сон, что вызвало обиду у Чарли Чаплина. Кот перепрыгнул с моих коленей на стол и заскользил по нему на салфетке, которую притащил из-под дивана. Только кончик хвоста предупреждал, что кот вслушивается в каждое слово. Лояльность по отношению к дядюшке Мерлину вынудила меня сказать, что он был не так уж и ужасен.

— Какая жалость! А вот поездка Мэри к ее тетушке Гуинивер была уморой от начала до конца. Малютка внушила себе безо всяких оснований, будто милая старушка ее ненавидит.

— О боже! — Как же я мечтала вернуться к разумной жизни среди Кулинаров. Хоть бы Хендерсон Браун заглянул сюда в поисках своей книжки, или, на худой конец, Эрнестина — чтобы похвастаться успехами дорогого Бинго. Я уже начала бояться, что Теола рассчитывает продержать меня здесь до возвращения Мэри, — но в то же время чувствовала себя обязанной — из-за мамы.

— Неужели вы никогда не любили свою дочь? — услышала я собственный вопрос.

— Милая! — Улыбка сползала с лица мисс Фейт, между тем как сама она пыталась выпрямиться в кресле. Серебристый локон свесился ей на один глаз. — Оправившись от шока, который я испытала, когда узнала, что беременна, не ведая даже имени счастливого отца, — я решила, что, возможно, получу удовольствие от роли Мадонны. Меня забавляло, когда я чувствовала внутри себя жизнь. А когда Мэри родилась, я увидела чудесные возможности, которые открывались с игрой в дочки-матери. Накупила себе замечательных шляпок. Шляпки — моя слабость.