Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Вышней милостию стало
Не таким уж черным зло,
И меж тернами немало
Белых лилий расцвело.

Чисто поле ты засеял

Среди горестей лихих,
Ветер буйный не развеял
Этих зерен дорогих,

Еще мчатся ураганы,

Еще в поле свищет гнев,
Чуть виднеясь сквозь туманы,
Лучший день встает, зардев.

Знай, Кобзарь, что в поле этом

От межи и до межи,
На раздолие воспетом,
Не найти детей чужих.

Пусть бушуют ураганы,

Пусть над полем свищет гнев,
Щедрой жатвой без обмана
Одарит нас твой посев!

Василь Чумак

МАЙ

В путь. Молчать. Зачем дорога? На опушке. В балке тесной.
Слушать, как бормочет пьяно захмелевший лес привет.
Захмелеть — и не словами, а улыбкой или жестом
говорить про зелень эту, без границы и без края…
А расцвет?!
Песня тонет,
тонет в шелесте и листьях…
Убеждать кого-то пылко, безнадежно и цветисто
и кого-то убедить. То есть: птицею подняться,
звонкой птицею летая — закружить, заворожить:
неужели с тесной хатой вы довольны только знаться?
Можно краше и свободней
жить!
А потом: все тише — тише…
И замолкнуть снова: нет!
Только шелест. Только листья. И расцвет.

«Жажду я — утро на поле встречая…»

Жажду я — утро на поле встречая —
жемчуг молитвы
крестовым
снова венком повить.

Жажду я — с первым лучом рассвета —

в бокалы с ветром
шума и ропота
волнами влить.

Жажду смешать — под лучами заката —

жемчуг и ветер,
чтоб полем росистым
долго бродить. И пить. И пить.

«Столько счастья, что боюсь я. Заласкает, как русалка…»

Столько счастья, что боюсь я. Заласкает, как русалка.
Шелковистыми лучами спеленает, обовьет.
В плен возьмет. И зацелует пылко, жарко, жадно. Жалко:
страсть мою — хмельную брагу — всю до капли изопьет.

Только миг. Осколок мига — вспышка молнии мятежной.

А исчезнет — и как будто недоступным станет мне.
Пусть вернется! Пусть истратит. Пусть целует пылко, нежно.
…Луч серебряный холодный усмехается в окне.

«Люблю. Лелею. Обовью…»

Люблю. Лелею. Обовью
ее — прозрачную медово,
свою весну, и молча снова
в венцы ромашек перелью
весну свою;

и звонко будем пить, ловить

отраву жадно — лепестками,
и опьянеем, и в крови
умрем осенними листками —
за миг любви.

«Кто так тихо пришел — незнакомый…»

Кто так тихо пришел — незнакомый,
весь покрытый дымкой истомы,—
коль округа молчала
ночами?

Зашептали просторы приветы,

и шептала — всю ночь до рассвета
очарована ветром
ветка.

А как только брызнуло солнце —

сколько видели стекла оконца
за пожара минуты
смуты?

Кто так тихо пришел — незнакомый,

весь покрытый дымкой истомы,—
коль округа молчала
ночами?

АСТРЫ