По кладбищу иду.Лето еще за полным столом,и день — с незастегнутым воротом,но что-то в природевсхлипывает.Качайтесь, террасы деревьев,—сегодня такая боль!..Ветер, ветер, ветер —дубы терзает, клены,угрюмо в тучах солнце,опять осенний ветер.Лето еще за полным столом,а в листьях струится желчь.Желтеет.Спать…То здесь, то там —по всему кладбищу —прекрасный сон!Какой в нем смысл? Какая цель?А может, мертвымлишь одно и грезится:кровьи борьба?Хоть раз бы в жизни речь услышать,которой верит мертвый мир.Но нет, потусторонье не очнется.Лишь отзвук иногда…как будто…неясный донесется… Ветер вскрикнет, охнет и клен согнет упруго, угрюмо в тучах солнце,— опять осенний ветер.Дугами холмы легли.Округлы могилы, как поросята.А над ними —кресты.В рубашках изодранных, блузах рабочихбегут недоспавшие,и падают,и запутываются в листве,как будто в гудках заводских.А вслед им —черные памятникизеркально струят презрительный смех:«Заведитесь еще и здесь!»— Да, да, и здесь!Мы из ярма, из тюрьмы!Ветер свободы с нами.Прислушиваюсь:голос, что звучит,растет вокруг,—в себе ношу я.Живое — распадается на клетки,а клетки — в землю, в зелень, шум.И тот протест, и тот огонь,что был в них,—живет опять он:зелень, шум… Эпоха наша ветровая! — шуми в вершинах, верховей! Плыви из вечности, седая мелодия моя.Куда ни пойду — полукруг.Куда ни ступлю — овал.Хребты облаков округлились.Лист колесом по дороге —и весь голубой парускруглую душу моюна веслах несет в бесконечность — мелодия моя.Что ж ты, сердце? Откуда печаль?Или недостойны мы света,недостойны нести в себедаже частичку его?Так ведь, милое? Мысли рекаи радиотоки — безумья рука —космос раздверят. Не станет замка.Не так ли, сердце?Так, так —исчезнут несчастье, бесчестье и зло,вражда среди наций,границы планетраздвинутся,и снова мы круг повторимв своем возрастанье извечном —растем к бесконечности.И все навсегда будет ясно:зелень… шум… — «Шум…», — а может, неясно? — и кровь, и былого разгром…— Но голос глухой из могилы доносит ко мне ветерком: — Неясно, а правда, неясно? — Другой уже рядом встает: — Меня подняло твое сердце, чуткое сердце твое. Окликнем же кладбище, брат мой! Вглядись в эту черную масть. Ударим! Восход отзовется, и запад нам руку подаст. А там на подмогу и деды, наполнится гомоном дол… Ой, как бы мы пожили снова, вот если бы ты нас повел.И снова, снова привиденья…С пригорка вниз бегу, лечу!Встает навстречу солнце сонное,а ветер стружки стружит, стружит…А ветер стружки и подстружки —в глаза и в душу, в грудь и в рот…Куда ты гонишь, сумасшедший?Стой! Черт!Прислушиваюсь:голос, что звучит,растет вокруг,—в себе ношу я.Живое — распадается на клетки,а клетки — в землю, в зелень, шум.И тот протест, и тот огонь,что был в них,—живет опять он:зелень, шум… Эпоха наша ветровая! — шуми в вершинах, верховей! Плыви из вечности, седая мелодия моя.Оплавились тучи. Холмы округлились.И что отражается в чем — не пойму, не пойму.Только все непрестанно шумит, говорит,недозрелую зелень качает —недоношенную,и золото, и кровь,кровь…А в шуме том,как арфы перебор в оркестре —осоки трепетанье.А в шуме том, в его просвете,—березки фартушек.И вдруг —пичуга…И все колышется, шумит и говорит.1921