Окаянная Русь

   — А что, если Семён Морозов и не московскому великому князю служит, а Ваське коломенскому! Что это о нём он так хлопочет? Проучить боярина надобно, пусть же знает, кто первый князь на Руси!

Юрьевичи вышли от Ивана Дмитриевича рассерженные. Василий Косой забыл застегнуть плащ, и он огромными крыльями развевался за спиной от быстрой ходьбы.

Братья спешили к Семёну Морозову. Дом боярина стоял по соседству с крепкими хоромами Ивана Всеволожского, только улицу перейти. Двор Семёна Морозова встретил князей враждебно: из будки, высунув косматую морду, забрехал здоровенный пёс.

   — Пшёл вон! — прикрикнул Василий Косой.

Чёрные люди уже оттащили рассерженного кобеля, пичкая его сырым мясом.

   — Хозяин где?! — орал Дмитрий Шемяка.

   — У государя, Юрия Дмитриевича, — бросившись в ноги Василию, отвечал ключник.

Семёна Морозова братья Юрьевичи застали в дворцовых сенях. Жарко было боярину в натопленной палате, вышел он в сени и ковшом черпанул яблочного квасу. Питьё пришлось ему по вкусу, он смачно крякнул, и борода его заблестела от пролитой влаги. Боярин поставил деревянный ковш-уточку на полку, и она, словно покачиваясь на волнах, забренчала, перекатываясь с боку на бок.

   — Вот он, изменник, — ворвался в сени Василий Косой. — Ты нас без удела оставил! Ты батюшке присоветовал Ваське Коломну отдать!

   — По-христиански я посоветовал! — Семён Морозов смело поднял глаза на братьев. — И не было ни в чём моей корысти!

Хоть и великие мужья Юрьевичи, а боярина великокняжеского тронуть не посмеют! И не холоп он какой, а сам из князей.

Василий Юрьевич не дослушал, подступил к Семёну Морозову вплотную, а рука привычно отыскала клинок.

   — Вотчины хотел нас лишить! Без наследства батюшкиного пожелал оставить! Ведь знал, изменник, что все бояре московские за Васькой в Коломну уйдут.

   — Чего же мне не знать, ежели это бояре. Бояре народ вольный, кому хотят, тому и служат! — строптиво сказал Морозов.

   — Чего ты с ним разговариваешь, Василий? Крамольник он! Злодей! — подошёл с другой стороны Дмитрий. — Отца без опоры оставил, а нас без великого княжения! Он всегда лихоимцем для нас был. Тверич он! А тверичи никогда с московитами не ладили! — поддержал старшего брата Дмитрий Шемяка.

Не мог смолчать Семён Морозов. Как унять гнев тверича, который, словно хорошо настоянная брага из-под плотной крышки, выплеснулся наружу.

   — Сами вы злодеи! Душу свою бесу продали! И батьку своего мутите!

Василий Косой выхватил кинжал и ткнул им Семёна в живот. Охнул боярин и присел на лавку, будто бы притомился, а ковшик-уточка не удержался на полке и слетел под ноги Шемяке. Размахнулся ногой Дмитрий и поддел носком сапога ковшик, отлетел он в угол сеней и затих.

Распрямился Семён Морозов, оторвал ладонь от раны, разглядывая кровавые пальцы, только и вымолвил:

   — Вот, стало быть, как!..

   — На тебе! — ткнул боярина Дмитрий кинжалом в сердце.

   — Жаль, что не в бою умираю... — посетовал боярин и повалился на лавку.

А из комнаты Юрий Дмитриевич кличет своего верного слугу.

   — Семён!.. Где же ты там?! Куда запропастился? Семён!

Лежал боярин с открытыми глазами, брови насуплены, словно своей смертью укорял своевольных Юрьевичей: «Что же вы наделали, братья?»

Отшатнулся Дмитрий, попятился к выходу. Узкие сени напоминали великокняжескую темницу. Бежать надо, от гнева батюшкиного спасаться, а ноги отяжелели, и не находилось сил, чтобы оторвать их от пола.

Юрий Дмитриевич кликал всё настойчивее:

   — Семён! Боярин!

И, словно услышав голос своего господина, скатился с лавки боярин, будто хотел сделать шаг навстречу государю.

Первым опомнился Василий Косой, тряхнул он за плечи Дмитрия и зашептал жарко в самое лицо, подталкивая к двери:

   — Бежим, брат! Не простит нам батюшка!

Быстро князья сбежали с крыльца и вскочили в сёдла аргамаков.

Гулко зацокали о булыжник подковы удаляющихся коней.

Юрий Дмитриевич покидал Москву. Уходил князь не празднично, как бывало ранее: под трезвон колоколов, с пышной свитой, а шёл тайно, словно опасался чей-то жестокой мести. Удалялся великий князь, оставленный боярами и брошенный строптивыми сыновьями. Лишь пять бояр осмелились разделить участь некогда великого князя, того самого, который ещё вчера безраздельно господствовал по всей Московии, с кем считалась Северная Русь, кого поддерживала Ливония. Власть ушла так же быстро, как скоро покидает запруду вода через разбитую плотину.

Юрий Дмитриевич попридержал коня, посмотрел назад. Снять бы сейчас шапку да поклониться Первопрестольной, но Москва молчала, спрятав от его взора купола церквей в мохнатые предгрозовые тучи.

Дорога лежала на Галич, в прежнюю вотчину Юрия Дмитриевича. Неласково встретила Москва, так же безрадостно и спровадила. Видно, ушла навсегда былинная старина и не прижиться в Москве князьям малых вотчин. И от этой догадки, которую Юрий Дмитриевич пытался спрятать даже от себя, сделалось нехорошо, а значит, его участь — управлять былой вотчиной, что передал Дмитрий Донской в наследство своему среднему сыну.