Окаянная сила

Так и поселились вместе Алена и Степанида Рязанка. Причем Степанида не обманула – деньги у Алены исправно брала, хотя ученья пока особого не было. Сперва Алена полагала, что ведовское дело – не рукодельное, там знай сиди рядышком да повторяй, что показано. Потом сомнительно ей стало – за то ли она деньги платит, чтобы ее в церковь посылали заутрени стоять, имея при этом какие-то узелки за пазухой? Или за то, чтобы к Варварскому крестцу наведываться, узнавать у ворожеек – сменили стрельчихи гнев на милость, простили Степаниде ими же напридуманные грехи, можно ли в избенку возвращаться? Наконец она всё же задала вопросец…

– Да я уж начала, а тебе и невдомек! – рассмеялась Степанида.

– Как это – начала? – удивилась Алена. – Ты ж мне ничего еще не показала!

– А ты полагаешь, это как в рукоделии? Шов тебе показали – и шей этим швом как можешь ровненько?

– Да разве ж вообще ничего показывать не надо?

– Или растолковали, что жемчуг нужно смотреть ранним утром у окошка на северную сторону, и ты сама сумеешь спозаранку его различать?

Алена несколько удивилась – именно так ей и говорили в Светлице. Мастерицам выдавали жемчуг для работы счетом, заранее отобранный, и ежели крупный, то хранимый в снизках, где одно зерно от другого узелком отделялось. Но кто-то же подбирал эти снизки, чтобы розоватые жемчужины – особо, желтоватые – особо, а самые редкие, полупрозрачные, – опять же особо?

– Как же иначе? – удивилась она.

– Ох, светик… – Степанида вздохнула. – Кабы так – все бабы выучились бы на ворожеек! Ведь шьют-то все! И вышивают все! И кружево плетут едва ль не все…

– Им сила не дана.

– Сила… Уж и не знаю, всему ли я смогу тебя обучить, свет, потому как сила у нас с тобой разная. При моей силе – одно наставница подскажет, при твоей – иное подсказать бы нужно. Подсказать а не учить!

Алена недоверчиво на нее уставилась.

– Как это разная сила?

Степанида Рязанка громко вздохнула.

– Помнишь ли, как тучу в небе собрала да на избенку мою пролила?

– Ну?

– Как ты это сотворила?

– Со зла, – поразмыслив, честно сказала Алена. – Разозлилась на этих дур стрельчих, тебя у них отнять захотела…

– И что же, слышала ты, как туча в небе идет, уже готовенькая, и ласково ее свернуть к слободе попросила?

– Ласково? Говорю же тебе, Степанидушка, распалилась я! Меня аж затрясло! Воду увидела – лужу грязную, не воду, – гневом вся взялась, как пламенем! Мне вода нужна огонь тушить, а она вон где – в грязище! Убить ее я была готова, ту Ульяну!..

Брякнула Алена имечко – да сама и удивилась, как это оно с уст слетело.

– Ульяну, говоришь? Крута была та Кореленка, ох, крута… – пробормотала Рязанка. – Имена тебе передать исхитрилась… Вот ты яростью своей да имечком завещанным дождь сотворила, вода перед твоей силой отступила без всякого заговора. А мне пришлось целое лето вдоль берегов бродить, пока мне речка имечко свое шепнула, чтоб знать, как водицу на помощь звать, и то – лишь ласково… И по зорям бродила я, просила, слушала, и они мне имена свои раскрыли…

– Речка, зори? Имена раскрыли?

– Разве ж ты не Ульяной водицу зовешь? Это в тебе от Кореленки! Я же тебе толкую – сила у нас с тобой разная! – рассердилась Рязанка. – А ты никак не поймешь, не уразумеешь! Экая ты неурядливая!

– Не пойму, – честно призналась Алена.

– Мы, ведуньи да ворожеи, по-разному устроены, – подумав, сказала Рязанка. – Одни скорей принимать способны, а другие – отдавать. Вот я, скажем, принимаю. Я много вижу, чего тебе при всей твоей силушке увидеть не дано. Потому и гадать могу. А у самой у меня силушка невеликая. Ты же гадать не сумеешь, а порчу навести – тебе раз плюнуть. Так-то, свет Аленушка… Я – болезнь увижу и назову, а лечить порой побоюсь. Ты же, может, пальцем прикоснешься – и вылечишь. Но когда мимо тебя больной человек проходит, в тебе ничто не откликается. Вот почему я твое проклятье учуяла. Ну так что же у нас получается?

– А что получается? – напряженно соображая, переспросила Алена.

– Тьфу ты! Прости господи… – Рязанка вздохнула. – В последний раз говорю – моя сила в том, чтобы услышать, понять, принять! И мучительно это бывает, и долго, и муторно… А твоя сила на ухо туга, зато ты ее отдаешь – как огонь выхлестываешь! Я – принимаю тихонько, с благодарностью, а ты – отдаешь с шумом и треском! Вот ведь не задумалась даже, с чего тебе имечко водяное на язык-то легло… Коли это – не разница, я уж и не знаю, какой тебе еще нужно!

Алена сердито фыркнула. В отличие от рукоделий мудрствования давались ей с трудом, и она всякий раз, не понимая, злилась на весь белый свет за то, что таково сложно он устроен.

– Ну, пусть у нас всё по-разному! А куда же мне с этой силой окаянной деваться? Коли не к тебе? – спросила она. – К тем дурам, которые моей силы даже учуять не сумели? А еще ворожить берутся! Степанидушка, свет, научи хоть проклятье избыть! Далее уж сама разберусь.