Окаянная сила

Степанида Рязанка ушла к Варварскому крестцу – разведать новости. Да и прикупить кое-чего не мешало бы. Когда Алена, потушив занявшуюся было избенку, увела оттуда Степаниду, много чего нужного они взять позабыли, остались там и травы, и угольки, и камушки для наговоров. Степаниде пришлось, новым хозяйством обзаводясь, покупать у других ведуний и ворожей. Другая польза от тех походов была – старые Степанидины знакомицы приходили туда о ней расспрашивать после того, как она из прежнего своего домишка исчезла. А знакомицы были почтенные – купчихи, дьячьи жены и дочки, с которыми она зналась по многу лет, наладилась им хорошо гадать, все хворобы их деток наперечет могла назвать. За что и платили Рязанке неплохо. Терять знакомиц было вовсе ни к чему.

Алена осталась дома – поскольку был у них на двоих один кожушок, и брали его с тем расчетом, чтобы на Рязанку налез, а Алене он оказался вовсе до пят.

В горницу вошла немолодая женщина, по виду и повадке, по наряду добротному – стрельчиха из зажиточных, а по пыхтенью – из какой-либо дальней стрелецкой слободы, постояла, переводя дыхание, перекрестилась на образа, беззвучно прошептала молитву.

Алена молча указала ей на лавку.

– Бог в помощь, – сказала, садясь, стрельчиха. – Ох, умаялась… Сказывали, тут Степанида Рязанка поселилась.

– Степанида Никитишна со двора сошла. Какая до нее нужда? – неласково осведомилась Алена, стараясь вести себя с гостьей столь же уверенно и независимо, как ее наставница.

Очевидно, ей это удалось. И, как говаривала Степанида, половина дела тем самым была сделана – гостья прониклась некоторым страхом и ощутила себя, хозяйку зажиточного домишки, ниже знающей бабы, проживающей в халупе.

– Ты, девка, что ли, тоже шепчешь и ворожишь? – неуверенно спросила стрельчиха.

– Нас тут две такие, Рязанка и я, – отвечала Алена. – Могу воду нашептать, могу сглаз снять и порчу тоже. А у тебя в семье неладно? С сыном, чай?

Правда, всего этого ей делать еще не доводилось, она лишь заучила наизусть нужные наговоры. Но, видать, Кореленкина сила опять подсказывать принялась. Откуда-то Алена уже знала, например, что эта баба могла рожать только сыновей.

– С сыном, – вовсе не удивившись, дважды кивнула гостья. – Их у меня четверо, в мясоед третьего женили, и взял он единую отецкую дочерь. Жить к ней ушел. Парень он у меня видный! И взъелась на него теща – так, что спасу нет! Как ни повернись – всё ей неладно. Хоть к старцам в монастырь вези – отчитывать. Нет ли чего для усмирения?

– Это она ко всем такова, или только к твоему чаду?

– Только к Лукашке, матушка, – обратившись так, стрельчиха как бы признала окончательно первенство Алены, бывшей ее чуть ли не вдвое моложе.

Алена же незаметно вздохнула с облегчением.

Тещей могла овладеть не всякой ведунье подвластная сила, которую Степанида Рязанка называла «хульный бес», оттуда и выкрикивание всевозможной хулы на чад и домочадцев. За те месяцы, что Алена училась, такого несчастья она еще не видывала и, соответственно, Степанида ей не показывала, как хульного беса изгонять. Она знала одно – лишь силой, без знания, с ним было не сладить.

Теща, которой не угодил всего-навсего зять, была для Алены не больно крепким орешком. Во всяком случае, так ей сейчас казалось.

Правда, еще ни разу не доверяла ей Степанида самой действовать. Но ведь дельце-то было пустяковое! А расстроенная стрельчиха могла хорошо заплатить. Так что попытаться стоило.

– Могу пряник наговорить, – подумав, предложила она. – Чтобы лад промеж них был.

– Где же я тебе сейчас пряник возьму?

– А я тебе и продам за одну деньгу, да наговор… – тут Алена задумалась, вспоминая, сколько просила Рязанка за столь же простые слова для мужней любви. – А наговор тебе в три денежки встанет. Сына Лукой, что ли, звать?

– Лукой.

– А тещу?

– Афросиньей кличут.

Алена взяла в поставце завернутые в ширинку пряники, что как раз для такой нужды и припасались, выбрала небольшой и красивый, с тиснеными листьями и цветами, положила на скатерть, протянула над ним растопыренные пальцы, как это делала Рязанка, уставила в него взгляд и зашептала довольно внятно:

– Не я вызываю, не я закликаю, не я заговариваю. Вызывает, выкликает, заговаривает Пресвятая Богородица – скорая помощница, своими устами, своими перстами, своим святым духом. Как любит мать дитя до семи лет и нигде не хочет без него ступить, как любит дитя мать до семи лет и нигде не хочет без нее ступить, так раба Божья Афросинья смотрела не налюбовалась бы на раба Божия Луку, и радовались бы они друг на друга, как мать на дитя, а дитя на мать любимую.

Алена набрала воздуху, свела глаза в одну точку, в сердцевину пряничного цветка, поместила там силу слов и произнесла замок на едином дыхании:

– Запираю свой заговор на святы ключи, святы замки. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь!

После того Алена еще на всякий случай перекрестила пряник.

– Ну, вот он, деньги плати да забирай, – сказала она.

– Это всё, что ли? А не мало? – усомнилась стрельчиха.

– Много бы не показалось! – сгоряча отрубила Алена.