Окаянный дом

– Чаю подай туда! – указательный палец больно ткнул дворецкого в лоб. – Калачей и баранок.

– Водочки бы, – подсказал Нечипоренко. – Анисовой бы. Мы же здесь не по службе-с.

Но Игумнова проигнорировала просьбу.

– Конфекты неси, – добавила она. – А то с дороги умаялась.

– С-слушаюсь.

Полицейские пошли следом за купчихой. Мармеладов, помедлив пару мгновений, тоже поднялся по лестнице. В столовой лакеи суетливо накрывали столы, резали пироги на широкие ломти. Самовар распалился до предела, шипел и плевался горячим паром. Купчиха тоже кипела, но совсем по другой причине.

– …брешет направо и налево, что сам всего добился. Куды там! Мануфактуру строил ещё Затрапезнов, вот то был великий купец. Всю империю в свои ткани одел – от царской семьи до голозадых крестьян. Парусину какую делал. Скатёрки, салфетки. Канифас! А муж мой – никчемный коммерсант. Фабрики в наследство получил. Пришёл на все готовое… Единственный цех, который самолично открыл в молодости, развалился два года назад. Не умеет он на века строить. Вот и семью тоже…

Она заплакала, скрывая лицо в белоснежном платке.

– Вы несправедливы к Николаю Васильевичу. Нет, я понимаю. Понимаю прекрасно, что вы смотрите через призму, – Нечипоренко замялся, подбирая слова, – загубленных отношений… Но ежели взглянуть не предвзято, хотя бы на этот особняк. Сумел ведь построить, без преувеличения скажу, украшение всего Замоскворечья. Хоть у него и дурная слава.

– У муженька-то моего? Не удивительно!

– У дома.

– А чегой-то? – Игумнова покрутила головой. – Хороший дом. Нравится мне все больше и больше. Ну, давайте уж почаевничаем!

Мармеладов первым откликнулся на это приглашение, уселся во главе стола и с хрустом отколол щипцами изрядный кусок от сахарной головы.

– Стало быть, Варвара Платоновна, вы всю ночь в коляске тряслись? Такое путешествие для людей нашего возраста может аукнуться ломотой в спине…

– Пф-ф-ф! Да на кой мне коляска-то? На поезде приехала.

– Но ведь утренний поезд из Ярославля не поспел бы к этому сроку. А вчерашний выехал еще до того, как вашего супруга арестовали, – сыщик помешивал чай серебряной ложечкой. – Это что же получается… Вы приехали в Москву накануне?

– Пусть даже и так, что с того? Я приехала загодя, к святым мощам приложиться, – тут она снова пустила слезу. – У Параскевы Пятницы вымолить, чтоб мой непутевый муж оставил эту лахудру белобрысую и в семью вернулся.

– Да уж, тяжелый крест вам приходится нести, – сыщик сочувственно кивнул. – Особенно, когда любовница мужа глаза мозолит. Где вы ее видели? В театре?

– Никогда я этой змеюки не видала. Да у меня бы глаза лопнули в тот же миг! – купчиха вытерла глаза и злобно запыхтела. – А вы вообще, сударь, кто такой будете? Что за право вам дадено вопросы задавать в моем… В этом доме?

– Ах, я совсем забыл о приличиях… Позвольте представиться. Мармеладов Родион Романович. Меня нанял ваш супруг для того, чтобы оценить коллекцию французских вин. Знаете ли, после нескольких лет, прожитых в Париже, я, пожалуй, могу считаться знатоком в данном вопросе. Вчера я успел заметить в погребе дюжину весьма дорогих бутылок. Не желаете взглянуть?

– Не пойду я туда. Зачем мне?

– Как это зачем? Поскольку Игумнов, судя по заверениям полиции, виновен и вряд ли уже выйдет на свободу… Я готов сделать оценку винных запасов для вас.

– Не желаю спускаться в вонючее подземелье. Вам интересно, вы и ступайте. Слуги проводят.

– А вы, стало быть, не желаете?

– Не желаю.

– Да-а-а… Возвращаться на место преступления – это всегда трудно. Не хотите смотреть на обломки кирпичной стены, за которой оставили Маришку умирать? Пугает собственное злодейство? – сыщик как ни в чем не бывало отхлебнул чаю и захрустел баранкой. – Ведь это вы погубили любовницу мужа.

– Я? – купчиха побледнела, но держалась по-прежнему высокомерно. – Да что вы сочиняете?! Я никогда в тот погреб не спускалась.

– Тогда откуда знаете, что там воняет? И что Маришка была именно «белобрысой»? Когда люди врут, они стараются контролировать глаголы – ведь врут про свои действия. А глаголом соврать легко! Всего-то надо впереди поставить отрицательную частицу. «Не видела», «не спускалась»… Но прилагательным обманщики должного внимания не уделяют, именно эти неосторожные оговорки чаще всего и выдают лгунов.

Лицо купчихи пошло пунцовыми пятнами. Она прижала руку к груди и задышала шумно, как перед обмороком.

– Что за чушь вы несёте?! – возмутился Шпигунов. – Следствию доподлинно известно, что виновен в убийстве купец Игумнов. У него был мотив – ревность. А какой мотив у Варвары Платоновны? Только не говорите, что и у нее – ревность… Она мужу все прощала. Два года жила в слезах, знала, что супостат в Москве с другой амуры крутит. Однако же, продолжала любить супруга. Кротко ждала, когда одумается и вернётся. Все-таки перед Богом венчаны… Правильно я излагаю, госпожа Игумнова?

Та кивнула, обрадованная неожиданной поддержке, и снова потянулась за платком.

– Я и не собирался упоминать о ревности. Не тот случай, – спокойно сказал Мармеладов. – Здесь, Федор, налицо иной мотив: жадность.