– Так ведь достопочтенная купчиха сама подсказала. Фабричный цех, построенный Игумновым в Ярославле, недавно развалился. Плохой кирпич использовали, даже по этому образцу видно. Но цемент замешали отменный, вот пальцы и сохранились. Варвара Платоновна, неужто вы сами опознали руку мужа?
– Мать его… Вера Ивановна, – всхлипывала купчиха. – Как увидела, вцепилась: «Память великая! Сыночек родимый в Москву подался, так хоть частичку мне оставил»… Берегла пуще глаза. Померла зимой, а я сундуки перебирала и нашла. Не стала выбрасывать, так и лежал камушек. Вдруг, думаю, пригодится.
– А он и пригодился, чтобы свалить убийство на мужа, – Нечипоренко озирался по сторонам в поисках графина с анисовкой и, не найдя, пробормотал под нос. – Ох, как же злы и бездушны бывают иной раз бабы.
– Подождите! – жалобно проблеял молодой следователь. – Я не могу взять в толк, каким образом госпожа Игумнова попала в дом? Швейцар сегодня не признал купчиху. Ergo… Ну, в смысле… Значит, прежде не видел. А видел бы – на порог не пустил, ибо запрещено хозяином. Но ведь другого входа в дом нету.
– Есть. Хотя и не столь очевидный.
Мармеладов встал из-за стола, прошелся по комнате и уселся на подоконник.
– Вы же помните, как в это самое окно всунулся зодчий Бориска? Убийцы пошли тем же путём – со двора, по приставной лестнице. После заката это можно сделать незаметно. Фонарей на той стороне нет.
– Убийцы? Вы сказали именно так: у-бий-цы?! – переспросил Нечипоренко. – То есть Варвара Платоновна не в одиночку все это вот…
Сыщик откинулся назад, удерживаясь руками за подоконник. Выглянул, стараясь остаться незамеченным со двора. Потом спрыгнул, вернулся к столу. долил в свой стакан кипятку, отхлебнул чаю и, словно спохватившись, ответил:
– Без сообщника такое убийство женщине совершить невозможно. Даже очень сильной женщине. Сами представьте. Нужно оттащить бесчувственную соперницу с погреб. Потом туда же принести кирпичи, замешать цемент… Да вы посмотрите на ее пальцы – чистые, ухоженные. Без единой царапины. Нет, сообщник у госпожи Игумновой был наверняка. Причем в этом самом доме.
– Кто-то из слуг, – старый следователь хлопнул по столу, чайные блюдца подпрыгнули и зазвенели.
– Может быть, дворецкий? – предположил Фёдор, уже не сомневавшийся в виновности купчихи. – Слишком быстро он сдался под напором.
– А кто бы не сдался, когда такой таран надвигается? – хмыкнул Мармеладов. – Вы тоже поспешили Варвару Платоновна из участка побыстрее спровадить и даже до Якиманки подвезли. Нет, дворецкий в сообщники не годится. Трусоват и к тому же белоручка, у него даже ногти бархоткой отполированы. Вряд ли он сумел бы так ровно уложить кирпичи в погребе. Да и раствор замешать под стать тому, на котором застыл отпечаток… Это мог сделать лишь один человек – новый архитектор, нанятый купцом.
– Бориска? – ахнул Нечипоренко.
– Он самый, – кивнул Мармеладов. – Сегодня утром кучер рассказал мне, что в ресторан «Яр» к Игумнову приезжал только зодчий. Дважды наведывался: в первый раз взять денег на какие-то отделочные работы, а в другой раз, чтобы сдачу вернуть.
– То есть сначала украл ключ, – мрачно подытожил Шпигунов, – а во второй приезд подбросил обратно.
– По всему выходит, что так.
– И как сподобился на такое? – спросил старик. – Неужто ради денег? А строил из себя бессребреника.
– Дело тут вовсе не в деньгах, – сыщик пристально посмотрел на Игумнову. – Признайтесь, Варвара Платоновна, он ведь ваш любовник?
Купчиха подняла заплаканное лицо, от рыданий ее грудь ходила ходуном.
– А чем я хуже мужа? Ему, значит, можно заводить шашни с молодухой… А мне… А я… А он…
И вдруг сорвалась с места, бросилась к окну:
– Боря! Боренька! Беги, хороший мой! Спасайся! Им все известно.
Шпигунов ухватил ее за талию и силой усадил в кресло.
– Что вы себе позволяете, госпожа Игумнова?! Та не отвечала, лишь повторяла сквозь слезы:
– Только бы не поймали! Господи! Господи! Только бы не поймали!
– Ох-ох-ох, ну и закавыка, – проворчал Нечипоренко. – Фёдор, дружочек, приведите сюда этого зодчего. Запишем его показания, а там уж…
– Это будет весьма затруднительно, – Мармеладов взболтал остатки чая в стакане, чтобы допить весь нерастворившийся сахар. – Когда я выглянул из окна, Бориска стоял на лестнице неподалёку. Делал вид, что вензеля на карниз навешивает, а сам прислушивался к нашим разговорам. Уверен, как только купчиха завопила, он спустился и дал стрекача. Хотя, если вы поторопитесь, то ещё успеете перехватить его где-нибудь в ближайших переулках.
Шпигунов высунулся в окно по пояс и попытался дотянуться до лестницы, но та была слишком далеко. А зодчий и вправду улепетывал к дальнему забору.
– Ах ты, чертяка бессребреная! Стой, паскудник! Сто-о-ой!
Молодой следователь побежал по коридору к главному входу, матерясь и выкликая подмогу. Уже на пороге он зацепился за резную фигуру на двери. Модный сюртук затрещал, раздираясь по шву, а Федор взвыл на всю Якиманку:
– Пришибу гаденыша!
Нечипоренко остался подле купчихи, которая перестала рыдать и теперь лишь тихонько взвизгивала от страха.