Окаянный дом

– Господин Мармеладов, вы такой предусмотрительный человек, все подмечаете и о многом догадываетесь заранее. Это я не в качестве комплимента, вы не подумайте. Скорее, наоборот. Вопросик имеется. Как же это вы проворонили зодчего? Неужели и впрямь дадите извергу сбежать?

– Разумеется, нет! Как только вы приехали, я велел кучеру поставить крепких мужиков у всех выходов со двора и из дома, не пропуская ни единой лазейки. Марина Александровна была хорошей хозяйкой и слуги ее любили. Потому убийцу барыни не упустят.

– Хе-хе! А Федю чего же не остановили? Впрочем, ему полезно побегать. Когда за преступником гонишься, голова маленько остужается. Еще же ведь перед Игумновым извиняться, за оскорбления на вчерашнем допросе. Кто ж знал, что оно так обернется? Хотя да, вы знали…

Купчиха сползла с кресла и встала на колени посреди комнаты.

– Не виноватая я! Борис девку замуровал. Вот вам истинный крест! Я только ударила эту шлюху со зла, да так и бросила. А он, злодей, остальное придумал: и про стену, и про погреб. И слух про замурованную девицу он распускал. Его вяжите, подлеца. А я не виноватая-я-я.

– Бросьте ломать комедию, Варвара Платоновна! Ваши слова смердят сильнее, чем французский сыр в погребе. То, что вы привезли в Москву эту каменюку, – сыщик взял в руки кирпич с отпечатком ладони, – доказывает, что вы заранее планировали убить Маришку, а всю вину свалить на мужа. Теперь оговариваете любовника, чтобы снисхождения суда добиться. Но убедить меня в помутнении мыслей на почве страсти вам не удастся. Я под присягой готов подтвердить, что вы совершили хладнокровное убийство.

Старый следователь посмотрел на Мармеладова с восхищением.

– Душа-человек! И убийство раскрыл, и купца обелил. Да ещё и повод для развода ему даете прекрасный – супруга созналась в неверности при свидетелях. Даже если она разжалобит присяжных и тюрьмы избежит, все одно – развод. Купчина не поскупится, вознаградит по-царски, – Нечипоренко пожевал губами. – Он как узнает, небось, запляшет от радости.

– Вот уж вряд ли. Не сорвись Игумнов в тот вечер, Маришка жива бы осталась, – сыщик опустил кирпич в вазу с шоколадными конфетами. – И этот камень с его души уже никто никогда не снимет.

Люди гибнут за металл

Коренастый незнакомец протиснулся в дверь бочком, пыхтя и отдуваясь. С промокшего насквозь макинтоша стекала вода, а на голове поблескивал рупор от граммофона, надетый вместо шляпы.

– Вы что же, в таком виде шли по улице?! – удивился Мармеладов. – Признаюсь, мне в жизни тоже приходилось носить причудливые головные уборы, но вы с этой трубой меня перещеголяли. Оригинальный способ укрыться от дождя.

– Нет, что вы. От дождя я прячу пластинку, – посетитель высвободил из-под плаща короб, укутанный в клеенку. – Позвольте, я поставлю граммофон? Руки оттягивает, cholera, сил уж нет никаких!

Сыщик посторонился, пропуская нежданного гостя к столу. Тот выдохнул с облегчением и начал разматывать клеенку.

– Не подумайте дурного, я вовсе не сумасшедший. Просто эту чертову штуку не запихнешь в подмышку, вот и пришлось…

Он приподнял золоченую загогулину за уголок, словно цилиндр.

– Дульцкий. Конрад Дульцкий. Звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко». Тысяча извинений за то, что вторгся без приглашения, но… Вы непременно должны это услышать!

Коротышка приладил трубу к граммофону.

– Я не люблю музыку, – предупредил сыщик, с любопытством заглядывая в рупор, расписанный изнутри зелеными листьями.

– Я тоже. Слушать одну и ту же песню по сто раз в день весьма утомительно. Мне ведь приходится лично проверять качество каждой пластинки… Но куда больше раздражают капризы господ артистов!

Дульцкий выудил из жилетного кармана табакерку и вытряхнул на ладонь дюжину серебряных иголок. Выбрал одну, остальные ссыпал обратно в коробочку.

– Третьего дня довелось записывать Шаляпина. Матерь Божья, как он рычит! Иглу сметает в сторону, будто ураганом – такой напор, такая страсть. Несколько заготовок запороли, пока подладились под его чертов бас. Федор Иванович спел четыре арии из разных опер, а под конец, несколько народных песен. Запросил три тысячи рублей за все. Дорого, да. Но кто же откажет самому Шаляпину?!

Он сдул пылинки с черного диска.

– К тому же половину суммы дал Савва Иванович. О, знали бы вы, как он обожает оперу.

– Очевидно, не настолько сильно, раз уплатил лишь половину, – улыбнулся Мармеладов.