Читаем Окалина полностью

И вот уж стол готов, поданы красные соленые помидоры, яйца вареные, сметана, лапша с курятиной… Женщины вяло, как мне показалось, начали обедать. И видно было по их глазам, что на столе чего-то не хватает. Вот и мама скользнула по тарелкам и лицам взглядом, спохватилась: «Ох, дурочка старая, совсем забыла!..» Выскочила из-за стола, метнулась в горницу и, возвратясь, поставила посредь стола бутылку водки, стаканчики.

— Давайте, бабоньки, чуток… за Троицу и… моего Степана помянем. Коля, командуй, мужик ты средь нас, разливай, — попросила мама и посмотрела на всех облегченно: теперь на столе было все, что полагалось по обычаю.

Лица женщин повеселели. Я знал, что водка им не всласть, не раз видал, с какой подчас презрительной необходимостью они выпивали ее. Но за компанию, словно бы храбрясь друг перед дружкой, да если еще по стоящему поводу, они могут выпить, пьют. Потому я быстро распечатал бутылку и разлил водку по стаканчикам. Переглянувшись стыдливо-озорными глазами, женщины выпили, тетя Ксеня — всего полстаканчика. Сморщились, зафукали, замахали руками и, закусив, повернули ко мне любопытные лица.

Я взглянул в глаза отцу, который с каким-то печальным вопросом смотрел на нас сверху, с портрета, одним махом осушил стаканчик и молча принялся за лапшу с курятиной.

ВЬЮГА В ГОРОДЕ

Рассказ

Уже к полудню серое снежное небо опустилось на крыши домов, и в городе стало быстро, раньше срока, смеркаться, вечереть. Ветер с заунывными посвистами гнал по земле волны белесой дымящейся пыли. Да и не было уж ни земли, ни неба, все неслось, ломилось куда-то, пропадало, и темные силуэты домов-пятиэтажек, нечасто стоящих вдоль улицы, казались гибнущими от свирепого шторма кораблями.

Яша Опарин, весь закуржавленный, белый, как мельник, ввалился в свою квартиру на уютном втором этаже и, закрыв за собой дверь, сразу как бы оставил позади и ошалелую вьюгу, и усталость. В прихожке его встретили Лиза и Василек — жена и шестилетний сынишка, особенно родные и нужные ему сейчас, в пору скулящего за окнами ненастья.

Лиза, невысокая, крепенькая, веснушчатая, взглянула в его жесткое, грубо-красное, всеми ветрами продубленное лицо и помогла снять ватник и тяжелые, с резиновой подошвой валенки. Она знала, как нужны Яше эти ласковые мелочи, теплые и веселые ее руки, знала, как нелегко ему бывает там, в студеном поднебесье, на семи ветрах… При плохом настроении у человека даже на земле дело не клеится, а на головокружительной высоте — и подавно. Унывать монтажнику-верхолазу никак нельзя, по долгу службы не положено. Лизе хотелось отлучить его от опасной этой его профессии. Для золотых Яшиных рук и на земле нашлось бы дело. Заведут об этом разговор, накричатся, наспорятся… Стычка заканчивается слезно-беспомощными угрозами Лизы: «Только разбейся у меня, я тебе тогда!.. Вот только разбейся…»

За ужином Яша не без горести пожаловался:

— Лихачит, прямо-таки хулиганит ветер. Не работа — мученье. А каково тому, кто сейчас в пути, за городом?

Засыпая, он прильнул к теплой груди Лизы. Она обвила его плечи легкими руками и затихла…

Едва они заснули, раздался телефонный звонок — резкий, неурочный. Яша на ощупь нашел трубку, с полминуты прижимал к уху.

— Хорошо, — буркнул он и встал с кровати.

— Кто звонил? — спросила Лиза и нехотя потянулась к торшеру, защелкала кнопкой.

— Не трудись… Во всем городе нет света. Лопнул шлейф гибкой связи на втором блоке ГРЭС. А первый — на ремонте… Главный инженер звонил, машину сюда выслал.

— За тобой?.. Но при чем тут ты? — Лиза спрыгнула с кровати, пошла в кухню искать спички и керосиновую лампу.

— Всю бригаду приглашают.

— Лезть на высоту, да?

— В такую погоду верхолазы не работают.

— А зачем же вызывают? — Лиза поднесла зажженную спичку к своему лицу, и Яша отвел взгляд от вопросительно-испуганных глаз. Он не знал, что ответить.

— А что такое — шлейф гибкой связи? — спросила она.

— Это алюминиевые дуги. Они подвешены на гирляндах изоляторов. Гирлянды эти крепятся на мачтах-опорах. По шлейфу ток от энергоблока идет к проводам. Вот он и лопнул… Поэтому отключен весь энергоблок. А это триста тысяч киловатт. Понимаешь?

— Понимаю. Это половина Днепрогэса, — подсчитала зачем-то Лиза, и ей сразу стало понятно, почему так торопится Яша, она и сама вдруг заторопилась сготовить ему завтрак.

Яша с аппетитом проглотил яичницу, оделся, кинул в губы сигарету, чтобы в подъезде сразу же закурить, и шагнул к двери. Лиза догнала его на пороге, дернула за рукав и умоляюще пригрозила:

— Вот только разбейся! Я тебе тогда…

Теперь до возвращения мужа глаз не сомкнет, делать ничего не сможет, все из рук будет валиться… Прибирая кровать, Лиза вспомнила недавний разговор с Петей Климовым, самым молодым, двадцатилетним верхолазом. Почти вся бригада монтажников новогодье справляла на квартире Опариных. Петя, любитель пофрантить, пригласил Лизу на танец и развлекал ее рассказами:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное