Читаем Окалина полностью

— У нас, как у военных летчиков в бою. Я, например, работаю в паре с Яшей. Если на точку идет он, я страхую его. И наоборот. Короче, жизнь друг другу вверяем. Вот было… в сильный ветер монтировали эстакаду. Я не заметил, как соскользнул, отцепился у меня карабин, ну, страховой пояс. Яша увидел, схватил меня, когда я уже падал…

Лиза замирала от страха после таких рассказов Пети.

К полудню вьюга помаленьку стала стихать, но еще свистела, буровила сугробы, белыми космами вскидывалась к небу, норовя задымить то там, то сям проглядывающие в нем голубые оконца. Не ведая, когда вернется Яша, Лиза однако ко времени сготовила обед и в нервном ожидании сидела с Васильком на диване, поглядывая то на часы, то на телефон.

— Свинский характер! Ушел — пропал. Неужель нельзя позвонить?! — громко возмущалась она, вовсе не стесняясь Василька. Какой-никакой, но рядом был все ж собеседник.

— Мам, ты говорила, что у меня папин характер. Покажи, где у меня характер? — допытывался Василек.

— Перестань! — отмахнулась Лиза. — Характер нельзя показать, как игрушку… Вот где он сейчас, наш папа? Опять полез?!..

Прошло еще немного вот такого тягостно-неспешного времени, и тут вдруг вспыхнула лампочка в торшере, включенная еще ночью. «Ага, значит, верхолазил все-таки. Ну, погоди. Вот только заявись!..» — с какой-то мстительной отрадой подумала Лиза, и слезы обиды и гордости за Яшу покатились по ее щекам.

Яша пришел очень усталый. Сил у него хватило лишь на слабую улыбку. На все расспросы он ответил тихо, одной фразой:

— Порядок. Там…

И ткнул пальцем вверх: то ли в потолок, то ли в зажженную люстру.

Похлебав горячего борща, он повеселел малость, попросил собрать ему бельишко в баню.

— Хоть неважна погодка, но пойду… Что-то перенапрягся и передрог лишку…

— А говорил, что в такой ветер верхолазы не работают. Кто ж послал тебя? — сострадательно выпытывала Лиза.

— Никто. Послать, приказать никто не имел права. Сам полез. Мы с Петей Климовым вызвались…

— Но почему полез ты… с Петей, а не другие?! — негодующе-жалобно закричала Лиза и затрясла над поникшей головой мужа кулачками.

— Не знаю, — негромко сказал Яша. Он сидел за столом в позе виноватого человека, изредка вскидывая на жену усталые глаза.

— А ты… ты хоть подумал о нас?

— Думал. Я вспомнил, что нынче суббота и ты собралась стирать. Но включила бы ты стиральную машину без электроэнергии? Потом вспомнил еще, что… свадьба же у Гали Косицыной, нашей нормировщицы. В трестовском кафе наметили. Но что за свадьба без света?.. Да и главного инженера жалко было, бледный, как снег. Еще бы: такая авария…

— Ох, какой ты сердобольный для всех. Прямо герой. А по-моему, ты самый настоящий издеватель. Трудно было позвонить? Весь день ждала… Это ж такая мелочь — взять и позвонить, — всхлипывая, все тише выкрикивала Лиза.

— Мы же на высоте работали. Когда звонить?.. Все начальство внизу собралось, каждое движение наше стерегло… Когда мы с Петей спустились, Паратов, наш главный, обнял и поцеловал меня. А у Пети спросил, какой у него разряд. Петя ответил: третий. Главный ему тут же при всех объявил: «Отныне четвертый будет».

— Гер-рои…

…Яша шагал по заснеженному тротуару и в мыслях улаживал спор с Лизой. Хотелось понятнее ответить ей. Да и себе тоже, а заодно и корреспонденту трестовской многотиражки, который донимал его тем же вопросом, только выражал его иными словами: «Что толкнуло вас на этот мужественный поступок?» — «Не знаю, — ответил Яша. — Надо было кому-то… Авария же».

Порывы ветра, толкавшие в грудь, заметно поослабли и лишь напоминали, как крепок и морозно колюч был этот посвистывающий северяк там, на семидесятиметровой высоте. Он высекал из глаз слезы, комкал и сносил летящие с земли команды главного инженера, и верхолазам приходилось соображать самим, надеяться во всем только на себя. Сперва они поднялись на крышу главного корпуса ГРЭС, а оттуда по высотной мачте-опоре взобрались к гирляндам толстых изоляторов. Чуть передохнув, стали спускаться по этим гирляндам к концам лопнувшего шлейфа. Ветер, как хотел, раскачивал их, мороз леденил губы, дыхание, доставал и сковывал в меховых перчатках пальцы рук. Валенки скользили по изоляторам, к которым они пристегнули себя монтажными карабинами. Второй час мерзли, коченели, а самое трудное было еще впереди — гайки отвернуть, снять лопнувший шлейф, спустить его на лебедке вниз, затем поднять и точно завести, зашплинтовать новый… Климов стучал кулаками по изоляторам и, чуть не плача, кричал одеревенелым ртом частушки…

То ли от воспоминаний этих, то ли от холода Яшу охватывал озноб, и, несмотря на скорый шаг и теплое пальто, он никак не мог согреться. «Простудился, кажись. Скорее в парилку — и сразу будет порядочек…» — подходя к бане, весело-утешающе подумал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное