Окассен поехал по лесным дорогам, и быстро нес его копь. Не думайте, что репейник и шипы щадили его. Вовсе нет! Они раздирали его платье, не оставляя ни одного живого места, и кровью покрыты были его белые руки, все тело, и ноги, и струилась она из тридцати или сорока ран, так что по следам крови на траве можно было узнать, где проехал рыцарь.
Но он так был погружен в мысли о Николетте, своей нежной подруге, что не чувствовал ни боли, ни огорчений, и все искал ее, но напрасно. Когда же увидел, что близится вечер, то стал плакать, что не нашел ее. Он свернул на старую, заросшую травой дорогу, и посредине пути огляделся, и заметил человека -- такого, как я вам опишу. Он был высокий, чудной и безобразный. Громадная голова чернее угля, между глазами поместилась бы добрая ладонь; толстые щеки и огромный плоский нос с широкими ноздрями; большие губы краснее сырого мяса, зубы -- широкие, желтые, страшные. На ногах чулки и башмаки из бычьей кожи, подбитые лыком и доходящие до самых колен. Он был завернут в двойной плащ и опирался на огромную дубину.
Окассен подъехал к нему и испугался, разглядев его.
-- Да поможет тебе бог, славный брат!
-- Да благословит вас господь,-- ответил тот.
-- Что ты тут делаешь с божьей помощью?
-- А вам что до этого? -- спросил тот.
-- Да ничего,-- отвечал Окассен,-- но я ведь от чистого сердца спрашиваю.
-- А почему вы плачете? -- спросил тот.-- И почему у вас такой печальный вид? Вот уж если бы я был таким богачом, как вы, ничто в мире не заставило бы меня плакать.
-- Вот как! Вы знаете меня? -- спросил Окассен.
-- Да, я отлично знаю, что вы Окассен, графский сын, и если вы мне скажете, почему вы плачете, я вам скажу, что я делаю здесь.
-- Конечно,-- ответил Окассен,-- я вам все готов сказать. Я охотился сегодня утром в этом лесу, и у меня была с собой белая левретка, прекраснейшая в мире, и я потерял ее. Поэтому я плачу.
Ого! -- воскликнул тот.-- Что за господские прихоти! Вы плачете из-за дрянной собачонки. Проклятье тому, кто вас похвалит за это. Ведь во всей этой земле нет такого богача, который охотно и даже с радостью не достал бы вам десять, пятнадцать или двадцать собак, если ваш отец ему это прикажет. Это мне вот следует плакать и горевать.
-- А тебе о чем, братец?
-- Господин мой, я вам расскажу. Я был нанят богатым крестьянином обрабатывать его землю плугом. У него было четыре быка. Три дня назад со мной случилось большое несчастье: я потерял лучшего из этих быков, Роже, лучшего изо всей упряжки, и теперь бегаю в поисках. Я ничего не ел и не пил вот уже три дня, потому что не смею вернуться в город. Ведь меня посадят в тюрьму: мне нечем заплатить за быка. Все, что у меня есть на свете, вы видите на мне. А еще у меня есть больная мать, у той не было ничего, кроме скверного тюфяка, но и его вытащили у нее из-под спины, и теперь лежит она прямо на соломе, и о ней я горюю еще больше, чем о себе. Добро появляется и исчезает, и то, что я потерял теперь, я заработаю в другой раз и верну деньги за быка, когда смогу, и потому я не плачу. А вы льете слезы из-за дрянной собачки. Да проклятие тому, кто похвалит вас за это!
-- Верно! Ты, братец, хорошо утешил меня. Будь благословен. А сколько стоит твой бык?
-- Господин мой, за него требуют двадцать су, но у меня ничего нет за душой.
-- Ну вот тебе от меня двадцать су,-- сказал Окассен.-- Ты и заплатишь за твоего быка.
-- Господин мой,-- сказал тот,-- большое вам спасибо! И да поможет вам бог найти то, что вы ищете.
И человек ушел. Окассен поскакал дальше. Ночь была светлая и тихая, и он все ехал и приехал к тому месту, где расходились семь дорог, и увидел шалаш, который, как вы знаете, сложила Николетта. Он был украшен цветами и снаружи, и внутри, и спереди, и сзади и был так прекрасен, что лучше быть не может. Когда Окассен увидел шалаш, он мигом остановился, а лунный луч осветил все внутри.
-- Ах, боже!--воскликнул Окассен.-- Это сделала Николетта, моя нежная подруга, своими прекрасными руками. Ради ее доброты и любви к ней сойду с коня и отдохну здесь ночью.
Он вытащил ногу из стремени, чтобы слезть с коня, но конь был большой и высокий. Окассен задумался о Николетте, своей нежной подруге, и упал на камень, да так неудачно, что вывихнул плечо. Он почувствовал себя тяжко раненным, но напряг все свои силы и привязал лошадь другой рукой к кусту шиповника, лег на спину, и так он вполз в шалаш. Взглянул в отверстие крыши, увидел звезды на небе, заметил одну, самую яркую, и начал говорить:
25
Теперь поют
"Вижу рядышком с луной
Тихий свет звезды ночной.
Знаю, звездочка, дружок,
Николетта там с тобой.
Взял ее на небо бог,
Чтоб твой скромный огонек
Разгореться ярче мог.
Николетта, я б хотел
Взвиться в горний ваш предел
10 Пусть назад бы я слетел,
Лишь успеть бы вас опять
Хоть разок поцеловать.
Будь я сыном короля,
Так же вас любил
15 Милая подруга!"
26
Теперь говорят и сказывают-рассказывают
Когда Николетта услыхала голос Окассена, она пришла к нему, потому что была совсем недалеко. Она вошла в шалаш, обвила его шею руками, стала его целовать и обнимать.