Океан

Озаренный бегучим светом факелов, стоит Хаггарт и слушает бесстрастно торопливую, взволнованную речь. Тревожно поблескивает металл оружия и одежды; играет огонь и на лицах тех, что безмолвным кольцом окружают Хаггарта – его близкие, его друзья. А в отдалении другая игра: там молча пляшет большой корабль и бросает на черные волны свои огни, и черная вода играет ими – заплетает, как косу, гасит и снова зажигает.

Говорливый шум и плеск – и жуткое безмолвие чем-то скованных родных человеческих уст.

– Я слушаю тебя, Мариетт, – говорит наконец Хаггарт. – Чего надо тебе, Мариетт? Этого не может быть, чтобы кто-нибудь обидел тебя, я не велел им касаться твоего дома.

– О, нет, Хаггарт, нет: меня никто не обидел! – весело восклицает Мариетт. – Но тебе не нравится, что я держу в руках маленького Нони? – тогда я положу его вот здесь между скал. Тут ему будет тепло и уютно, как в люльке. Вот так! Не бойся разбудить его, Гарт, он спит крепко и ничего не услышит. Можно кричать, петь, стрелять из пистолета… у мальчишки такой славный сон!

– Чего надо тебе, Мариетт? Я не звал тебя сюда и мне не нравится, что ты пришла.

– Конечно, ты не звал меня сюда, Хаггарт, да конечно же! Но когда начался пожар, я подумала: теперь мне светло идти, теперь я не споткнусь и я пошла. Твои друзья не обидятся, Хаггарт, если я попрошу их немного отойти? Мне нужно кое-что сказать тебе, Гарт… конечно, это нужно было сделать раньше, я понимаю, Гарт, но я вспомнила только теперь. Идти было так светло.

Хаггарт говорит угрюмо:

– Отойди, Флерио, и вы с ним отойдите.

Те отходят.

– Что же такое ты вспомнила, Мариетт? Говори! Я навсегда ухожу из нашей печальной страны, где снятся такие тяжелые сны, где даже камни грезят печалью. И я все забыл.

Нежно и покорно, ища защиты и ласки, припадает женщина к его руке.

– О, Хаггарт, о, милый мой Хаггарт! Они ведь не обиделись, что я так грубо попросила их уйти? О, милый мой Хаггарт! Твой галун царапает мне щеку, но это так приятно. Ты знаешь, мне всегда не нравилось, что ты носишь одежду наших рыбаков, это было так не к лицу тебе, Хаггарт. Но я все болтаю, и ты сердишься, Гарт. Прости меня!

– Встань с колен!

– Это я только так, на минутку. Вот я встала. Ты спрашиваешь, чего я хочу? Вот чего я хочу: возьми меня с собою, Хаггарт. Меня и маленького Нони, Хаггарт!

Хаггарт отступает:

– Это ты говоришь, Мариетт, чтобы тебя я взял с собой? Ты, может быть, смеешься, женщина? Или я снова вижу сон?

– Да, это я говорю: возьми меня с собою. Это твой корабль? Какой он большой и красивый, и он ходит на черных парусах, я знаю это. Возьми меня на твой корабль, Гарт. Ты скажешь: я знаю: у вас нет женщин на корабле, но я не буду женщиной: я буду твоей душой, Хаггарт. я буду твоей песней, твоими мыслями, Хаггарт! И если это так нужно: пусть Хорре поит джином маленького Нони – он здоровый мальчик.

– Эй, Мариетт! – грозно говорит Хаггарт: – Ты не хочешь ли, чтобы я снова поверил тебе – эй, Мариетт? Не болтай о том, чего ты не знаешь, женщина. Или это камни колдуют и дурманят мою голову? Ты слышишь шум и как бы голоса? – это море ждет меня. Так не держи мою душу. Пусти ее, Мариетт.

– Молчи, Хаггарт! Я все знаю. Как будто не по огненной дороге я пришла, как будто не кровь я видела сегодня. Молчи, Хаггарт! Но я видела другое, и это было еще страшнее, Хаггарт. О, если бы ты меня понял. Я видела трусливых людей, которые бежали, не защищаясь. Я видела цепкие жадные пальцы, скрюченные как у птиц, – как у птиц, Гарт! – и из этих пальцев, разжимая их, вынимали золото. И вдруг я увидела мужчину, который плакал – ты подумай, Хаггарт! У него брали золото, а он плакал.

Злобно смеется. Хаггарт делает шаг к ней и кладет тяжелую руку ей на плечо:

– Так, так, Мариетт. Говори дальше, девочка, пусть море подождет.

Мариетт снимает руку и продолжает:

– Ну, уж нет! – подумала я. – Уж это вовсе не мои братья! подумала я и засмеялась. А отец кричит трусам: берите багры и бейте их, а они бегут. Отец такой славный человек!

– Отец славный человек, – радостно подтверждает Хаггарт.