Читаем Океан полностью

– Нет, триста, – учитель внимательно посмотрел на меня. – Двести девяносто девять не нуждались в ней.

– Значит, я…

– Да, – перебил меня Учитель, – поэтому ты здесь, один из трёхсот.

Я стал вспоминать, а задумывался ли я когда-нибудь о вере вообще, о вере в Создателя, в ближнего, в себя.

– Что есть Вера, Учитель?

– Это шаг, самый первый, который позволяет идти.

– Идти куда?

– В направлении веры.

– Покажи мне! – почти выкрикнул я.

Закрыв глаза, Учитель спросил:

– Веришь ли ты в то, что я сузил дно Океана до размеров песчинки?

– Да, Учитель, верю! – с жаром ответил я и тоже закрыл глаза.

– Тогда возьми себе эту веру в меня и сделай шаг.

Я сомкнул руки на груди, прижимая к себе Веру, и шагнул вперёд… Мы стояли на краю пропасти, и в своём порыве я совсем позабыл об этом.

– Теперь открой глаза, – раздался голос Учителя за моей спиной.

Мне показалось, что я проглотил чугунное ядро, и оно, придавив сердце, остановило его. Я висел в воздухе, или я стоял на воздухе, или я снова спал.

– Учитель, – прошептал я в ужасе, – я не падаю.

– Ты не можешь упасть, тебе просто некуда, ты на дне Океана, ты Уверовал.

Я медленно согнул правую ногу в колене, отвёл её назад и, ощутив твердь скалы, перенёс туда все тело. Со стороны всё происходящее выглядело комично, и Учитель в очередной раз принялся беззвучно трястись от смеха. С вытаращенными от удивления глазами я сел на земле, не в состоянии произнести и слова. Он дал мне время прийти в себя, а затем сам шагнул в пропасть и, зависнув над Кор-Кориором сказал:

– Спрашивай.

Я не знал, что или о чём, чувства переполняли меня, и вдруг я выпалил:

– А если можно ходить по воздуху в Вере, то можно ходить и по воде?

Учитель расхохотался, в его смехе было нечто неуловимое, звучащее запредельно и тонко, вокруг его головы проявилось лёгкое свечение.

– Можно, по воде точно можно, – уняв смех, сказал Учитель и добавил уже серьёзно: – И даже среди звёзд.

– Среди звёзд, – повторил я в полном восхищении, и ближайшая к нашей планете звезда наконец-то закатилась за Энсиноорскую Гряду.

4

Утро вот-вот наступит, оно ждёт звонка, и тот, кто называет себя Учеником, ещё спит, но едва откроет глаза, сразу же спросит: «Какой урок сегодня?» Таков План. Я повернулся к востоку, совместил внутренние часы с пульсом. Три, два, один – первый луч скользнул по небу…

– Какой урок сегодня, Учитель? – прозвенел звонок за моей спиной.

Утро наступило. Я повернулся к Ученику.

– Вера.

– Но этот урок был вчера. Разве я не уверовал? – удивился он. – Учитель, я же стоял над пропастью.

– Да, ты уверовал. Уверовал в ближнего, но не в себя.

– Мне снова придётся шагать в Кор-Кориор?

– Нет, сегодня ты накормишь нас.

В энергиях ученичества он не замечал физического голода, хотя действие Незрим-Цвета давно закончилось.

– Но я не голоден, – Ученик весело похлопал себя по животу.

– Но голоден я.

– Учитель, как мне накормить тебя верой в себя? Не упадёт же еда с неба?

Всё-таки он был гениальным Учеником.

– Ты угадал, в виде дождя из рыб или хлебного града, на твой выбор.

Ученик смотрел на меня, открыв рот, мысли в его голове были столь разнообразны в своём направлении, что, сталкиваясь в гортани, компенсировали собственные вибрации и, кроме глухого мычания, ничего не выдавали в пространство. Вселенная с удовольствием наблюдала перестройку плотных планов в более тонкие. Наконец что-то членораздельное прорвалось наружу, и я уловил среди бульканья и хрипа: «Как?»

– Вера в себя – это Цветок, хрупкий, как корочка первого льда, как последний всплеск угасающей свечи. Найди в себе эту искорку, раздуй её, взрасти пламя и оживи голограмму желаемого, созданную твоим воображением. Всё.

– Так просто, – прошептал пришедший в себя Ученик и тут же зажмурил глаза.

Я видел, как в его грудине, прямо по центру, засветилась точка, и через секунду она стала размером с горошину.

– За тобой лежит валун, вообрази под ним лепёшку хлеба и даруй ей свою Веру, – подсказал я ему.

Открыв глаза, Ученик посмотрел на меня, горошина из его груди, разделившись, докатилась до глаз, и они засветились Настоящей Верой. Он улыбнулся и резко развернувшись, бросился к камню.

Через мгновение горы огласились воплем радости и удивления. Ученик достал из-под валуна лепёшку ржаного хлеба. Спотыкаясь, он подлетел ко мне и, тряся над головой находкой, закричал:

– Учитель, я со-Творец, я сотворил хлеб!

– Да, ты со-Творец, ты сотворил Веру в себя, хлеб же сделал я. Я умею вызывать хлебный град. Ночью, пока ты спал, я вызвал его и затем положил лепёшку под камень. Теперь садись, давай возблагодарим Его за щедроты и откушаем – таков План.

Ученик жевал в задумчивости, вместе с пищей он переваривал урок, и я не мешал ему. Покончив с лепёшкой, мы улеглись на прогретые камни и стали рассматривать облака, в изобилии покрывшие небо. Облака склеивались в причудливые фигуры, и мы заворожённо следили за их генезисом, рядом неслышно покачивался Океан, здесь и сейчас все были счастливы.

План есть План. Вселенские часы внутри меня соотнеслись с пульсом. Три, два, один…

– Поднимайся, нужно найти воду, – сказал я.

– Ты хочешь пить? – отозвался Ученик.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Библия. Современный перевод (BTI, пер. Кулакова)
Библия. Современный перевод (BTI, пер. Кулакова)

Данный перевод Библии выполнен Институтом перевода Библии в Заокском. В настоящем издании, адресованном современному читателю, используются по преимуществу находящиеся в живом обращении слова, словосочетания и идиомы. Устаревшие и архаичные слова и выражения допускаются лишь в той мере, в какой они необходимы для передачи колорита повествования и для адекватного представления смысловых оттенков фразы. В то же время было найдено целесообразным воздерживаться от использования остросовременной, скоропреходящей лексики и такого же синтаксиса, дабы не нарушить той размеренности, естественной простоты и органичной величавости изложения, которые отличают метафизически несуетный текст Писания.Как в прежних изданиях, так и в настоящем наш коллектив переводчиков стремился сохранить и продолжить то наилучшее, что было достигнуто усилиями библейских обществ мира в деле перевода Священного Писания. Стремясь сделать свой перевод доступным и понятным, мы, однако, по — прежнему противостояли искушению использовать грубые и вульгарные слова и фразы — ту лексику, которая обычно появляется во времена социальных потрясений — революций и смут. Мы пытались передать Весть Писания словами общепринятыми, устоявшимися и в таких выражениях, которые продолжали бы добрые традиции старых (теперь уже малодоступных) переводов Библии на родной язык наших соотечественников.В традиционном иудаизме и христианстве Библия — не только исторический документ, который следует беречь, не только литературный памятник, которым можно любоваться и восхищаться. Книга эта была и остается уникальнейшим посланием о предложенном Богом разрешении человеческих проблем на земле, о жизни и учении Иисуса Христа, открывшего человечеству путь в непрекращающуюся жизнь мира, святости, добра и любви. Весть об этом должна прозвучать для наших современников в прямо обращенных к ним словах, на языке простом и близком их восприятию.Данная версия Библии включает весь Новый Завет и часть Ветхого Завета, в котором отсутствуют исторические и поэтические книги. Выпуск всех книг Библии намечен Институтом перевода Библии на 2015 год.

BTI , Библия

Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика
Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее