Океан

Чифир – это не только удовольствие в этой среде, но и некоторое спасение от действия лекарств. Каким-то, казалось бы, чаем можно задавить воздействие сильнодействующих препаратов. А так как это удовольствие было запретным, оно было вдвойне сладким и даже являлось роскошью, ведь чтобы пронести чай в палату, нужно поделиться со многими. Была всего лишь одна розетка возле процедурной. Все мешки из тумбочек и из-под подушек изымались каждое утро, что называлось утренний шмон, а кипятильники в первую очередь.

Операция началась.

Саша Горонин ставил тумбочку на кровать под светильником. В одной руке в полотенце держал банку, другой накидывал провода на светильник. Чтобы он не упал, его держал Усов. Выглядывать из палаты было бы подозрительно, поэтому человек на шухере бродил по коридору. Банка забурлила. Горонин выдёргивал шнур, Усов забирал у него банку, тумбочку ставили на место и всё, как будто ничего не было.

– Чего глядишь? Нифеля пожрать дам, а чаю не получишь, – отгонял вечно просящие рожи Усов.

– Сейчас осядут. Андрюху позови.

Сбившись в маленький круг, отогнав лишних, уселась компания.

Наумов засунул руку в карман и извлёк оттуда ампулы.

– На, – обратился он к Горонину, – релаха.

– Ого! Откуда?

– Секрет.

Горонин отламывал ампулы и вытрясал жидкость в кружку.

– Стёкла раздавишь и в унитаз выкинешь.

По два глотка обжигающего напитка из кружки делал каждый и передавал по кругу до полного опустошения банки.

Жизнь становилась немного веселее и красочней, кому-то хотелось даже посмеяться.

– Ну, кто нифеля жрать будет?

– Я.

– Нет, мне давай.

– Вадим, ты мне обещал.

Издавала голоса стая остальных жителей палаты, жаждущих удовольствия, но лишённых права пить чифир.

– Обещал, так бери, сожрёшь, помоешь банку.

Жёлтыми, почти чёрными от постоянного добивания бычков, пальцами бородатый мужик с лицом Карла Маркса хватал заварку и запихивал в рот.

– Может, водички? А то подавишься.

– Пусть ест, пойдем, покурим.

– Пойдём.

Туалет был полностью забит людьми, хотя курила всего лишь добрая половина. У увидевшего целую сигарету сразу вырывался крик.

– Дай закурить.

– Тогда покурим.

– Да отвалите, черти, сколько ж вас много.

– Андрюха, ты чего опять мрачный, – улыбался Вадим. – Тебе ли грустить, у тебя всё есть: дом, родители, работа. Вот я всю жизнь сирота, и ничего.

Наумов ему не ответил, и в тетради появилась ночью запись.

Ничего у меня нет, лишь простор холодных улиц

Лишь бездомные собаки мне родные брат с сестрой,

Лишь под крышей дома ветер,

Пол, усыпанный золой,

И кровать – сухие ветви,

Все пропахшие смолой.

– Ты чего не спишь, Наумов? Таблеточку выпел?

– Да, Татьяна Сергеевна.

– Тогда считай до ста, до тысячи. Раз … два … три .. и появится сон…

Белый день, улицы, наполненные людьми, куда-то спешащими по своим делам. Вечером к бару съезжаются машины, красивые иномарки, люди, считающими себя королями мира, которые разграничили других на категории и отнесли себя к элите.

Стёкла нараспашку, музыка на всю. Сильные мира сего вдыхали воздух празднества, уже ставший приторным.

Люди в шикарных авто так и не обратили внимания на то, как зашуршал стеклоподъемник в рядом стоявшей грязной машине и поползло вниз тонированное стекло, как оттуда появился автомат с подствольным гранатометом. Первым выстрелил гранатомет, и одна из машин взорвалась, а на вторую обрушился весь пулеметный огонь, не оставляя ни малейшего шанса на выживание. И не нарушая правил дорожного движения, машина скрылась.

На пустынной ночной трассе, где встречные машины – большая редкость, они неслись, пробивая порывы ветра и неукротимо преодолевая бегущие километры.

Его руки крепко сжимали руль, глаза напряжённо смотрели вдаль:

– Зачем нам всё это, Седой?

Морщинистый лоб, ёжиком седые волосы и сатанинский взгляд. Он невозмутимо смотрел вперёд, удобно устроившись на пассажирском сидении.

– Ради чего погибло столько людей, столько крови?

– Как ты сказал, людей? А может, нелюдей? К чему эти вопросы? Они сами выбрали себе такую жизнь. Они гордо называли себя братвой. Кто-то выбирает себе профессию летчика-испытателя, зная, что она самая опасная в мире. Кто-то захотел курчаво жить, разделяя весь мир на лохов и пацанов, объединиться в стадо, стать бандитами. Они это заслужили.

– И тебя еще не тошнит от крови? Куда тебе столько денег?

– От крови? А что это тебя не затошнило, когда ты казнил маньяка, растерзавшего маленькую девочку? Ты выстрелил из дробовика в живот, заставляя его умирать долгой и мучительной смертью, глотая собственную кровь. Ты знал, что ничто и никто ему уже не поможет. Что ты хотел, чтобы он раскаялся или что-то понял перед смертью? Ты хорошо стреляешь, ты мог бы сделать то, что предрешено судьбой, быстро и без мучений.

– Предрешено судьбой? Какой судьбой? Кем ты себя возомнил? Богом? Это шизофрения. Кто тебе дал право выбирать, кому жить, а кому умирать? – Студент надавил на газ до упора, и машину стало швырять.

– Я начал когда-то с того, что выслеживал и убивал маньяков, очищая мир от бесов. И сам стал сатаной. Вот тебе и все ответы.

Он замолчал, прибавляя громкость в приемнике.